Упадок дворянской усадьбы. Натурализм и эклектика. Становление новых объектов и жанров садово-паркового искусства во второй половине XIX — начале XX в.

Важнейшим историческим событием середины XIX в., повлиявшим на дальнейшее развитие приусадебных парков, а тем самым и на русское садово-парковое искусство в целом, была реформа 1861 г., отменившая крепостное право. Дворяне — владельцы усадеб лишились тем самым даровой рабочей силы — подневольного труда крестьян, которые раньше широко и без какого-либо контроля со стороны могли использоваться на работах по строительству парков и уходу за ними.

Размах усадебного строительства шел постепенно на убыль уже в течение первой половины прошлого века, но к 60—70-м годам этот процесс ускорился и приобрел необратимый характер. Меняется и сама эстетическая установка. Новые и реконструирующиеся усадьбы стали больше напоминать богатые дачи, ценится уже не внешний блеск щи показное великолепие, а, скорее, интимность, «уют», «поэтичность» природного окружения дома, бытовые удобства. Большое значение придается своеобразию, даже оригинальности облика усадьбы. Это часто создает предпосылки для произвольности в художественных решениях, бесхарактерного смешения стилей в садовых постройках, оформлении цветочных и других посадок. Личные вкусы владельцев и садоводов- любителей уже не сдерживаются модой, как это было в начале века, во времена господства стиля классицизма. Последнее сказывается на все более частых, иногда неожиданных переменах в направленности парковых композиций. Композиции теряют свой ансамблевый характер, становятся набором малосвязанных фрагментов. Потеря ансамблевости ощущается во многих городских архитектурных и градостроительных композициях, но особенно заметна именно в усадьбах, так как на реализацию замысла при создании парка требуется не два- три сезона, а зачастую десятки лет и частая смена художественных тенденций не дает возможности закрепить какую-то единую, общую для всей усадьбы идею.

Таким образом, фрагментарность и некоторая измельченность усадебного парка последних десятилетий XIX в. становятся одним из его ведущих признаков по сравнению с парковыми ансамблями прошедшего периода. Этому способствует также почти всеобщее увлечение «растительным материалом». Введение экзотов, сочетание множества возможно более редких растений, любование особой формой кроны, листа, цветка и других деталей деревьев и кустарников выходит на первый план, является главным объектом внимания, центром всех усилий по созданию сада. Он становится все более живописным, поражает своими контрастами, удивляет богатством отдельных растительных форм, но теряет качество единого художественного целого. Единство, общность и цельность характера, простота решения — все это приносится в жертву нарядности, цветовой насыщенности, оригинальности отдельных деталей и т. п.

Большое значение придается ближним пейзажным планам. Характерно в связи с этим и то, что во многих случаях вокруг усадебных домов и дворцов сокращаются или исчезают парадные партеры и поляны, деревья приближаются вплотную к стенам здания, они как бы «заглядывают» во внутренние помещения. Таким образом, архитектура не противопоставляется контрастно природному окружению, а сливается с ним.

Вместе с тем нужно сказать, что, хотя период эклектики затронул и садово-парковое искусство, смешение стилей было в нем менее очевидным и многие приемы, характерные для садов периода классицизма, продолжали, хотя и в несколько измененной форме, существовать. Это относится к осевому построению подъездов и аллей, некоторым приемам формирования пейзажей и т. д. Очевидно, это можно объяснить большей «инерцией» садового искусства по сравнению с архитектурой или прикладным искусством из-за более длительных сроков реализации творческих замыслов. Во многих усадьбах второй половины XIX в. «сосуществование» различных но своей стилистической окраске элементов кажется вполне естественным, особенно там, где природная основа остается доминантой ансамбля. Один из типичных примеров такого рода — парк усадьбы Карабиха под Ярославлем (сейчас музей И. А. Некрасова). Здесь небольшой регулярный сад органично сочетается с живописными полянами и рощами, с пышными цветочными куртинами у входа в главный дом.

В 60—80-х годах XIX в. стала все заметнее проявляться тенденция к замене чисто декоративных представительных парков при усадьбах так называемыми экономическими садами, которые имели хозяйственные цели, но включали в себя также и некоторые декоративные элементы, частично использовались для отдыха. Такой поворот в садовом искусстве означал возврат к древнерусской традиции сочетать утилитарные функции сада-огорода с художественной.

Основную площадь такого сада занимали различные плодовые насаждения. Участок пересекали, обычно под прямым углом, несколько прогулочных аллей, сформированных из ценных декоративных пород — липы, дуба, лиственницы, сосны и т. д. Вокруг плодового сада устраивалась широкая защитная полоса. Часто вдоль нее шла прогулочная дорожка, на возвышенном месте, у живописно оформленной опушки ставилась беседка-миловида. Иногда она занимала место у пруда, который также использовался не только для украшения, но и в хозяйственных целях. При создании «экономического» сада хозяин редко следовал какой-то наперед заданной схеме и больше полагался на свое «разумение», это иногда приводило к курьезным, но чаще вполне обоснованным местной ситуацией решениям. Бывало и так, что плодовый сад становился одновременно и своеобразным дендрарием. Таков сад Добрые Горы, заложенный в самом начале текущего столетия на берегу р. Кривицы, притоке Западной Двины. Здесь собрана коллекция сибирских, дальневосточных и других редких пород деревьев, совмещенная с «экономическим» садом. Садовод Я. Мороз, разбив на 10 га плодовые насаждения, окружил их смешанными группами из местных и экзотических деревьев и кустарников, отвел место для открытых лужаек, прогулочной дорожки. Ближе к дому были высажены сибирский кедр, сибирская, европейская, бальзамическая пихты, черная сосна, японская лиственница и др. Многие из этих деревьев хорошо сохранились до сих пор, среди них сибирский кедр, сибирская и бальзамическая пихты, сосны Веймутова, черная и Банкса, ель колючая и канадская, орех серый и др. [Антипов, 1975]. Этот пример характерен для того периода, когда владельцы усадеб стремились прежде всего обеспечить экономическую рентабельность своего хозяйства, но при этом соревновались и в собирании ботанических редкостей.

Вторую половину прошлого века и начало нынешнего принято считать периодом упадка усадебного строительства [Курбатов, 1916; Тихомиров, 1955; и др.]. Однако это не относится к садово-парковому и ландшафтному искусству в целом. Следует иметь в виду, что наряду с «измельчанием» усадебных парков шли и другие процессы, такие, как появление новых типов городских и пригородных публичных садов и рощ (например, в Калуге, Смоленске, Ярославле и многих других центрах), создание, в особенности на юге страны, крупных, достигающих нескольких сот гектаров парков- дендрариев (таких, как Тростянец или Веселые Боковеньки), ботанических садов. Нельзя не видеть вполне определенных достижений в русской школе садово-паркового искусства этого периода. Все больше осознаются ландшафтные основы строительства парков, их социальное значение, предпринимаются глубокие научные исследования и эксперименты в области садоводства и лесоразведения, продолжает обогащаться ассортимент декоративных насаждений. Поэтому рассматривать этот период как время упадка в садовом искусстве неправильно и односторонне, речь может идти лишь о качественных изменениях в нем, о появлении новых и отмирании старых «жанров» и направлений.

В конце прошлого столетия начинает пробуждаться интерес к усадьбам и усадебным паркам в широких слоях городского населения.

«В 90-е годы образ дворянской усадьбы теряет в восприятии современников сословное значение и все чаще воспринимается как исторический и художественный памятник, неотъемлемая принадлежность русской культуры. Разночинцы с их отстраненным восприятием усадьбы, не отягощенным материальными и бытовыми соображениями, открывают в ней эстетическое содержание, которое для помещиков, в сущности говоря, оставалось незамеченным. «Именно те,— пишет Лукомский,— которые не имели ничего собственного, поэты, литераторы и художники, любители и даже чиновники, мечтающие о прелестях усадьбы, бедные горожане, задыхающиеся летом в душных петербургских квартирах,— все они полюбили усадьбу, ее архитектурные красоты больше, чем сами владетели». Живой интерес к старой дворянской усадьбе — одно из проявлений пробуждающегося в это время стремления к красоте в противоположность предшествующему периоду 60—70-х годов. К тому же тема усадьбы приобретает в русском искусстве рубежа веков новое, неожиданно актуальное «экологическое», как сказали бы сейчас, значение в связи с начинающейся урбанизацией человека и природы» [Зингерман, 1982. С. 337].

В усадьбах происходили и такие изменения, которые вели к возникновению парков особого рода, прежде неизвестных. Так, например, в некоторых из них начали складываться своеобразные художественные центры, где под эгидой гостеприимного богатого хозяина-мецената собирались музыканты, живописцы, скульпторы, архитекторы, театральные деятели, писатели, любители разных жанров искусства, объединенные обычно общими вкусами и интересами. Иногда такие усадьбы становились своеобразными художественными школами, связанными с развитием того или иного направления в искусстве, например Абрамцево и Мураново в Подмосковье, Талашкино под Смоленском, Качановка на Украине и т. д. В этих случаях усадебный парк играл роль «полигона» для эксперимента, вовлекающего в свой круг самые разнообразные искусства. Иногда и сами художники старались привлечь в свои усадьбы возможно больше единомышленников, а их сады становились выставками и мастерскими под открытым небом и так или иначе отражали представления об отношениях человека и природы.

Художник В.Д. Поленов приобрел в 1890 г. отличавшийся особой живописностью участок на правом берегу Оки в Калужской губернии. Он строит здесь дом в «скандинавском стиле», мастерские для себя и своих товарищей, служебные помещения — и все это из сосны и местного известняка, названного им «тарусским мрамором». Все постройки объединяет не столько общность материала, сколько идея превратить усадьбу в место для творческой работы среди прекрасной природы. Он сам проектирует парк — но такой, что он как бы является самой природой, только слегка благоустроенной для обитания колонии художников и семьи. Прокладываются дороги — тропы, расчищается просека с видом от холма, где стоит дом, на долину реки. Постройки укрывают высокие вязы, клены, заросли акации и боярышника, высаживается плодовый сад, цветники, но главное украшение усадьбы, предмет гордости хозяина — высокий сосновый бор, окружающий поляну на холме, крутой поворот Оки под ним, исчезающие в дымке дали, уходящие к Серпухову и Тарусе. В целом это удачная попытка художника-живописца отразить красоту родной русской природы не только на полотне, но и в рельефных формах паркового искусства.

В 17 км от древнего русского города Смоленска, близ деревни Талашкино, известная художница-меценатка М.К. Тенишева создает в своей новой усадьбе художественный центр прикладного искусства. Как и в подмосковном Абрамцеве, здесь начиная с 1890-х годов складывается кружок художников, которые стремятся возродить «русский стиль», забытое народное искусство. С.В. Милютин строит в духе древнерусского зодчества целый комплекс оригинальных построек: главный дом усадьбы, «Теремок», церковь Святого Духа, театр, мастерские. Все они располагаются в саду, украшенном резными изображениями сказочных богатырей, фантастических птиц, расписными оградами, воротами, мостиками, скамьями и т. п. К усадьбе подступают широкие поля, березовые рощи, озера — та поэтическая сельская природа, которую всегда так ценили русские художники. В течение почти четверти века усадьба привлекает многих выдающихся деятелей русского искусства, таких, как Н.К. Рерих, И.Е. Репин, М.А. Врубель, К.А. Коровин, А.Я. Головин, И.Ф. Стравинский и др. Здесь создается Музей старины, где выставлены местные археологические находки и самые разнообразные художественные коллекции, организуются керамические, столярные, вышивальные мастерские, продукция которых с успехом экспонировалась даже в Париже.

«Роскошная природа, полная свобода действии, веселье, шум — все дышало жизнью и притом не могло не отразиться на настроении. К тому же общество, где первенствующую роль играли художники, артисты, музыканты, споры и разговоры об искусстве, где каждый занят разрешением какой-нибудь художественной задачи и т. п., похоже было скорей на Италию времен Ренессанса, чем на Россию XIX века» — так писал о творческой атмосфере Талашкина композитор Б.К. Янковский, посетивший усадьбу в 1899 г. [Врубель, 1963. С. 250].

Немалое значение в создании благоприятной обстановки для общения и творчества имел талашкинский сад. Его лужайки служили живыми декорациями для театральных и хоровых выступлений, играли роль природного фона для выставок скульптуры. Окружавшие усадьбу рощи, полевые дороги, пруды, холмы использовались как пейзажная натура для живописцев.

Фасады зданий украшены стилизованными орнаментами. Это придает особый колорит внешнему облику сада и заставляет вспомнить о древнерусских традициях украшения садов расписными беседками- «чердаками» (например, в Измайлове). Но Талашкино не было предназначено для пассивного отдыха или любования, здесь и не было каких-то особых парковых красот — все просто и непритязательно в этом «саду для работы». Но зато здесь можно видеть подлинный синтез искусств, причём в самом высшем значении этого слова, в мастерских и садах Талашкина искусство создавалось, а не только выставлялось на всеобщее обозрение.

Некоторое понятие о том, что из себя представляли сады и парки дворянских усадеб второй половины XIX в. в русских провинциях, могут дать относительно хорошо сохранившиеся мемориальные объекты, посвященные памяти выдающихся деятелей русской культуры и литературы, в частности И.С. Тургенева, А.Н. Островского, Л.Н. Толстого. Среди них усадьба Спасское-Лутовиново в Орловской области, Щелыково в Ярославской, Ясная Поляна в Тульской области и ряд других. Даже такие усадьбы, как Михайловское, Тригорское или Тарханы, сложившиеся ранее, несут ввиду их сохранности ценную информацию о садах середины и второй половины XIX в., так как включают в свой состав новые элементы, появившиеся в рассматриваемый период. К настоящему времени подавляющее большинство усадебных парков и садов практически исчезли. Поэтому охраняемые государством мемориальные усадьбы с каждым годом приобретают особую ценность. Это подлинные материальные свидетельства, характеризующие не столько высшие достижения садово-паркового искусства XIX в., сколько его средний уровень, представленный рядовыми, широко распространенными типами дворянских усадеб.

Другой приметой времени , было строительство городских садов, скверов, бульваров, приспособление для отдыха, а отчасти и для спорта некоторых пустырей, лесных участков в крупных городах, пригородах и курортных местностях.

Многие общедоступные сады в городских центрах создавались постепенно, путем объединения отдельных мелких участков зелени и пустырей. Так, городской сад Калуги в 1888 г.

был расширен более чем вдвое за счет озеленения откосов древней Воеводской горы, присоединения участка при губернаторском доме и разбивки нового Владимирского сквера у стен собора. Здесь высадили лиственничную аллею, благоустроили смотровую площадку на крутом левом берегу Оки, разместили необходимые сооружения для обслуживания городской «чистой» публики. Одна из достопримечательностей сада — чугунный фонтан, перенесенный сюда в 1886 г. с площади перед гостиным двором. Четыре года спустя он был украшен привезённой из Италии статуей девочки под зонтиком, отлитой из металла.

Городской сад в Калуге интересен тем, что сохраняет элементы различных исторических напластований. Здесь до сих пор охраняется несколько деревьев, имеющих возраст 600—700 лет, которые «помнят» время дремучих лесов. Большая часть аллей засажена липами, которым сейчас уже около 200 лет,— это остатки старого сада с регулярной планировкой, устроенного в 1785 г. на месте бывшей когда-то крепости с деревянным тыном и угловыми башнями. Часть посадок относится к 1811 г., когда были снесены Воеводская изба и склады.

Разбивать сады у набережных больших рек, там, где к воде выходили общественные центры города,— давняя русская традиция, которая нашла свое дальнейшее развитие при строительстве городских садов и парков во второй половине XIX в. В этот период появляется парк в Костроме, где на берегу Волги устанавливается памятник Ивану Сусанину, благоустраиваются набережные в Ярославле, Нижнем Новгороде (Горьком), Самаре (Куйбышеве) и других волжских городах.

В некоторых быстро растущих русских городах к концу века под парки приспосабливались ближайшие к центру рощи и прибрежные луга. Таким образом был, например, создан парк в Туле (1893 г., площадь более 100 га), планировочную основу которого составили расходящиеся веером прямые радиальные аллеи и каскад прудов. В облике этого парка до сих пор доминируют типичные среднерусские лесные пейзажи.

Часть городских садов и парков создавались на месте укреплений, кремлевских стен или рядом с ними. Так, в 1874 г. был основан парк размером около 20 га, занявший часть Смоленского кремля. В отличие от многих других он сохранил свои исторические памятники и с самого начала имел своеобразный вид сада-крепости. Стены древнего кремля и валы Королевского бастиона являются главными его достопримечательностями. Их дополняют монументы: памятник событиям 1812 г. (у его подножия сохранены подлинные артиллерийские орудия тех времен), памятник Софийскому полку и др. В «интерьерах» городского сада определяющую роль играют два небольших озера, через одно из них переброшен мост Вздохов, оформленный красивыми чугунными решетками. На сохранившихся аллеях сада можно видеть старые липы, дубы, каштаны, сирень. В гроте, этом традиционном элементе усадебного парка, перекочевавшем в городской провинциальный сад XIX в., играла «полковая» музыка. С древних валов тогда, как и теперь, открывались публике замечательные панорамы на город.

В Петербурге и Москве городские сады и крупные скверы устраивались преимущественно вблизи крупных государственных учреждений, у соборов, на месте бывших частных имений. Например, в Петербурге в конце 1870-х годов был создан Александровский сад у здания Адмиралтейства. Он был насыщен довольно густой сетью извилистых аллей, включал в себя несколько крупных чистых газонов, цветочных куртин, деревья и кустарники размещались свободно, но более густо по краям сада. Регулярные рядовые посадки располагались лишь непосредственно вдоль фасадов здания Адмиралтейства. При последующих переделках этот план (составленный Э. Регелем) был изменен и прямые широкие аллеи стали играть в нем более значительную роль. В то же время некоторые части сада (у фонтана, вблизи памятника Петру I, вблизи Исаакиевского собора) все еще сохраняют следы старой планировки.

К концу XIX в. почти каждый губернский город имел по крайней мере один-два городских сада и загородную рощу для гулянья по праздникам.

В 1885 г. был реконструирован заложенный еще в 1818 г. городской сад в Кишиневе. Здесь скульптором А.М. Опекушиным устанавливается памятник А.С. Пушкину. Он представляет собой мраморную колонну, опирающуюся на гранитный пьедестал и несущую на себе бюст поэта. Вокруг памятника разбиты цветники, а перед ним устроен декоративный водоем с многоструйным фонтаном. Занявший четыре небольших городских квартала сад площадью 7 га пересечен крестообразно двумя широкими аллеями и большим количеством более узких аллей диагональных направлений. Представляет интерес схема расположения аллей, что характерно для многих садов, находящихся среди центральных улиц города. Зеленый наряд сада разнообразен — здесь произрастает до 50 видов деревьев, кустарников и лиан — липы, дубы, каштаны, клены, акация и такие редкие растения, как глициния китайская, слива Писсарда, речной кедр, вирджинский можжевельник [Белкин, 1976].

В середине XIX в. видовой состав сада был, однако, беднее, в основном акация, липа, тополь. Благоустройство в те годы также не отличалось большой оригинальностью: беседка, карусель, несколько киосков.

Рядом у площади Победы шумят разросшиеся вязы (посадка 1910 г.) еще одного старого парка, окружающего бывший городской кафедральный собор и триумфальную арку, воздвигнутую в честь победы русских войск над турками. Планировка этого сада сочетает в себе регулярную сеть дорог, лучами расходящихся от каждого из 8 входов, и довольно свободное размещение насаждений. В центральной части сада преобладают открытые газоны и цветники, темно-зеленый массив вязов окружает это пространство по периферии, образуя фон для основного архитектурного сооружения — собора постройки первой половины XIX в.

В некоторых других городах, преимущественно губернского «ранга», также начинали создаваться городские сады и парки, но их расположение было, как правило, случайным, а размеры — крайне ограниченными.

К концу XIX в. много новых парков создается на Южном берегу Крыма. В связи с началом курортного освоения Черноморского побережья Кавказа там в 80—90-х годах прошлого столетия также начинают появляться новые сады и парки, дендрарии.

Первый парк был устроен в 3 км южнее Сухуми еще в 70-х годах. Его владелец А. Н. Введенский собрал здесь 258 видов растений-экзотов [Колесников, 1949] и распланировал сад в пейзажном стиле. Частично сохранившиеся до наших дней аллеи — платановая, кипарисовая, пальмовая — замыкаются особо декоративными отдельными экземплярами и группами экзотических растений, достигших теперь крупных размеров. При закладке насаждений выделялись значительные открытые пространства газона в расчете на создание необходимых дистанций для осмотра пейзажа в будущем. Группы и куртины формировались преимущественно из деревьев одной или двух-трех пород, в основном хвойных, хорошо сочетающихся по своему внешнему облику (кедры лузитанские, кипарисы и др.). С 1886 г. парк известен под названием Синоп, в этот период закладывается большой питомник и подавляющая часть существующих ныне насаждений.

В конце 80 — начале 90-х годов строится парк Дендрарий в Сочи, который занял участок на пологих, а местами довольно крутых склонах приморской возвышенности. Планировка его интересна своеобразным сочетанием пейзажных и регулярных приемов. Последние использованы главным образом в тех местах, где крутизна рельефа вынуждает переходить на устройство террас, лестничных сходов, украшенных балюстрадами и скульптурой. Парк насыщен архитектурными сооружениями типа колоннад, пергол, садовых павильонов, фонтанов. Но главное богатство его — обилие ценной экзотической растительности. Интересен и сам прием организации пространства парка — в центральной его полосе, направленной в сторону моря, сосредоточены поляны, цветники, открытые видовые площадки, ближе к флангам расположена основная масса высокой растительности. Такое построение связывает парк с панорамой моря, дает возможность широкого обзора и в то же время организует более интимные малые пространства, затененные древесными кронами, стрижеными и свободно растущими кустарниками.

Один из лучших приморских парков-бульваров был создан в 1902—1905 гг. в Гаграх. Он занял неширокую, защищенную от северных ветров полосу под крутыми склонами Гагринского хребта. В основу планировки была заложена идущая вдоль берега аллея из магнолий, платанов и финиковых пальм. В расширенной части парка расположились связанные друг с другом декоративные водоемы, заканчивающиеся круглым бассейном. Этот бассейн отметил центр парка в месте пересечения главной аллеи с поперечной осью композиции, направленной в сторону моря от расположенного на склоне курзала Гагрипш. Сеть малых извилистых дорожек и небольшие тенистые лужайки создавали в глубине парка более интимную среду, чем на главных аллеях и открытых видовых площадках. Позже парк получил значительное развитие за счет создания широкого бульвара, примыкающего непосредственно к пляжу.

Одна из наиболее традиционных ветвей русского садоводства продолжала свое медленное поступательное развитие. Речь идет о садах и парках многочисленных монастырей, рассеянных по всей стране. Во второй половине XIX в. некоторые из них расширились, обогатили свой видовой состав, приобрели более светский характер. Это относится к садам Киево-Печерской, Псково-Печерской, Троице-Сергиевой лавр, Новоиерусалимского, Новоафонского, Толгского, Соловецкого, Валаамского монастырей и др. Наибольший интерес представляет, пожалуй, последний из упомянутых примеров. 

На каменистых островах в довольно суровых климатических условиях, почти на голых скалах, покрытых тонким слоем малоплодородной почвы, мхами, болотами и мелколесьем, был создан уникальный, прекрасно приспособленный для нужд местной обители ландшафт. Освоение островов началось в XIII столетии еще при Великом Новгороде, когда здесь были высажены первые дубовые аллеи, огороды и плодовые сады. Но до наших дней сохранились главным образом посадки 1860fel900 гг., среди которых аллея пихты сибирской (длиной 0,3 км), лиственничная аллея (0,55 км), кедровая роща, участки ясеня, лесного ореха, отдельные группы и экземпляры каштана, клена. Многие деревья благодаря правильному выбору места ;Посадки и тщательному уходу в первые десятилетия достигли больших размеров: -высоты до 20—35 м при диаметре ствола до 0,7—0,8 м и более. Сады при монастыре украшали редкие, акклиматизированные с большим трудом деревья — вечнозеленые туи, голубые ели, пихты бальзамические, цветущие кусты роз различных сортов. Эта растительность сглаживает суровый вид острова, вводит в «дикий» пейзаж черты обжитости, своеобразного уюта.

Садоводы Валаама работали в тесной связи с учеными Петербургского и других ботанических садов России. Удача их эксперимента по продвижению культурных и лесных пород в северную таежную зону говорит о весьма высоком уровне развития ботанической науки и садоводства в России конца прошлого века.

Весь архипелаг с его архитектурными постройками можно рассматривать как своеобразный северный парк. Здесь архитектура и пейзажи слиты в единое и гармоническое целое благодаря редкому умению русских мастеров поставить сооружение так, чтобы оно смотрелось как часть окружающего ландшафта, подвести к нему дорогу с тонким учетом местного, крайне живописного рельефа. Скиты и часовни монастыря ставились на наиболее заметных, возвышенных местах острова и как бы одухотворяли собой природу, дремучие леса, гладь Ладожского озера. Но пейзажи острова включали и разнообразные хозяйственные элементы — мастерские по производству кирпича, керамики, свечей, мебели, склады, больницу и т. д. Здесь была и библиотека, и школа живописи... Валаам становился все более популярным местом у нескольких поколений русских художников, своеобразным «натурным классом» петербургских живописцев. Необычайно выразительные его пейзажи привлекают сюда М.К. Клодта, И.И. Шишкина, А.И. Куинджи, Н.К. Рериха и мн. др.

Во второй половине XIX в. расширяются старые и создаются новые ботанические сады. Каждый из них по-своему отражает специфику местных и региональных условий Российской империи. Так, Тифлисский сад был устроен на крутых склонах горы Давида, его рощи чередовались с обнаженными и сухими скальными участками, лишь впоследствии вся территория была озеленена. Однако планировочная структура сохранила ступенчатый, террасообразный характер. Сложная система водоснабжения сада предусматривала подачу воды на вершину горы, откуда распределялась вниз, с террасы на террасу, при этом удачно использовались эффекты падающей воды — сад наполнял шум водотоков и водопадов. В тени деревьев устраивались небольшие декоративные бассейны с водными растениями, через потоки были переброшены арочные мосты из дикого камня и т. д. Украшением сада являлась панорама города, открывающаяся со многих точек его территории в обрамлении пышных южных растений. Тифлисский сад стал главной ботанической базой всего Закавказья.

В 1865 г. основано первое высшее сельскохозяйственное учебное заведение России — Петровская земледельческая и лесная академия (ныне Тимирязевская сельскохозяйственная академия). Она разместилась в старинном поместье Петровско-Разумовское на северо-западной окраине Москвы. В состав территории академии вошли регулярный парк, заложенный еще в 60-х годах XVIII в., с липовыми аллеями, цветниками, гротом, прудами, большой лесной массив с просеками. В первые же годы существования Петровской академии здесь создается дендропарк с богатыми коллекциями растений Европы, Азии, Северной Америки, заложены плантации лиственниц, кленов, дубов, липы. Опытные и экспозиционные участки этого комплекса, включавшие в себя рощи, поляны, сосновые боры и дубравы, раскинулись на огромной территории в несколько сот гектаров. Общий характер разбивки территории - регулярный, но он оживлен участками, имеющими вид пейзажных садов,— вокруг большого пруда, у холмов и низин по берегам речек Жабинки и Синички. С лесопарком сейчас соседствуют опытные поля, фермы, питомники, оранжереи, комплекс учебных зданий и музеев. 

Вторая половина XIX в. отмечена большими успехами в создании не только ботанических садов, но и различных дендрологических парков, в особенности на Украине. Заложенный в 1830—1840-е годы на Черниговщине Тростянецкий парк к концу 1880-х годов приобрел характер крупного, искусственно созданного лесного заповедника. Еще больше впечатляет парк Веселые Боковеньки, расположенный в засушливых степях юга Украины. Это один из первых опытов целенаправленного преобразования природы, в котором научные методы сочетаются с художественным подходом к формированию ландшафта. Заложенный в 1893 г. под руководством Н.Л. Давыдова и И.В. Станиславского-Падалки, этот зеленый оазис превратился к середине 1910-х годов в большой дендропарк.

В самом конце XIX в. в исследования природы восточных районов страны включился основанный в 1880 г. Сибирский университет в Томеке. Корпуса этого нового высшего учебного заведения, расположенного на высоком берегу р. Томи, окружила университетская роща, здесь был создан первый в Западной Сибири ботанический сад с богатой дендрологической коллекцией, под руководством профессора П.Н. Крылова собран уникальный гербарий. Аллеи, рощи стали излюбленным местом прогулок жителей, но главной задачей ботанического сада с самого начала была культурно-просветительская работа.

К концу XIX в. географический принцип в планировке ботанических садов становится преобладающим. Делаются попытки воспроизводства или имитации подлинных природных ландшафтов: степных, лесных, болотных и т.д. Так, например, в Петербургском ботаническом саду были выделены различные ботанико-географические участки, в которых растения находятся в условиях, приближенных к естественным. При этом старая восточная (примыкающая к Неве) часть сада, распланированная регулярно, была дополнена новой зоной, организованной по типу пейзажного парка. Наряду с научными задачами здесь пришлось решать задачу художественного единства всей территории, состоящей из участков с различным внешним обликом.

В 1912 г. профессором А. Н. Красновым организован один из крупнейших в России Батумский ботанический сад, который сочетал систематический и географический методы расположения растений. Сад интродуцировал субтропические растения в основном из восточно-азиатских стран, демонстрировал свои коллекции в условиях, приближенных к природным. К этому времени многие ботанические сады полностью или частично переходят на более свободные планировочные схемы и более естественную группировку растений. Так устроено, например, большинство экспозиций в Никитском и Сухумском садах. В этом и других русских ботанических садах на первый план выступают не столько задачи коллекционирования и систематизации растений, сколько изучение и показ сложных взаимосвязей между растениями и их группировками со средой обитания.

***

Заканчивая рассмотрение основных исторических этапов развития садового зодчества в России, мы приходим к заключению, что оно отнюдь не означало равномерного и последовательного перехода от одного стиля к другому или полной смены одних типов сада другими. Ввиду огромного различия между садами и парками разных исторических эпох или разных регионов нашей страны трудно назвать какие-то определенные формальные признаки, которые везде и всюду характеризовали бы понятие русского сада. Едва ли здесь уместны и жесткие однозначные противопоставления достижений отечественной культуры в этой области зарубежным странам. Важнее проследить, как возникали и менялись на протяжении нескольких веков ведущие тенденции в строительстве садов и парков, как влияли на них разнообразные местные условия, как периоды поступательного развития сменялись годами поиска совершенно новых направлений, в ходе которого отбирались наиболее ценные и устойчивые решения.

Пути эволюции садово-паркового искусства при всей его специфичности всегда определялись общим ходом отечественной и мировой истории, они были неразрывно связаны с экономическим и культурным развитием России, меняющимися общественными устремлениями и многообразными художественными течениями.

Рассматривая развитие русского садово-паркового искусства, нельзя не заметить постоянного расширения его географических рамок и соответственно появления все новых и новых качеств, обусловленных своеобразием природно-климатических, социальных и иных местных условий в различных регионах страны. 

В XVII в. существовал один ярко выраженный центр, в рамках которого происходили основные эволюционные процессы в искусстве садов,— Москва. В первой половине XVIII в. центр перемещается в новую столицу — Петербург, а развитие садов в Москве приостанавливается. Позже, во второй половине XVIII в., оно здесь возобновляется. Хотя в Петербурге и его окрестностях появляется целый ряд блестящих дворцово-парковых ансамблей, основная масса дворянских усадебных парков вновь строится в Москве и особенно в Подмосковье.

Конец XVIII и начало следующего века отмечены беспрецедентным расширением «географии» русских парков — они создаются не только в столицах и их окрестностях, но и во всех губерниях России. В XIX в., несмотря на упадок дворянской усадьбы, русское паркостроительство продолжает расширять свои территориальные сферы. Особенно большое значение приобретают парковые ансамбли на Украине и в Крыму, начинается освоение Кавказа, Урала, Сибири и других отдаленных районов страны.

Между такими полярно расположенными объектами, как Алупкинский парк и сад в Карабихе под Ярославлем или парк в Гомеле и городской сад в Иркутске, имеются огромные различия. Но в них ощущаются и общие черты, главным образом благодаря наличию общих центров-источников, определявших развитие русского садового искусства в целом, т. е. Москвы и Петербурга. Ни одна страна в мире и тем более в Европе не знает такого разнообразия природных условий; это, конечно, усложняет понятие русского сада или парка, лишает его однозначности, но и наполняет его особенно богатым содержанием.

Мы видим, что через все периоды и невзирая на многие природные и другие местные различия проступают вновь и вновь самобытные черты русских садов, такие, как особые формы сочетания утилитарного и эстетического начал, умение подчинить ансамбль природному окружению, предпочтение свободного, живописного расположения архитектурных сооружений и т. д. Да, конкретные композиционные решения ансамблей бесконечно разнообразны, но в далеких провинциальных усадьбах по-своему преломляются те приемы, которые были найдены в столицах, и если специфика местных условий способствовала развитию «центробежных» тенденций, то такие, например, факторы, как привлечение столичных мастеров к созданию садов в ближних и дальних провинциях, наоборот, имели «центростремительный» эффект.

Садово-парковое искусство во все периоды своего развития было тесно связано с зодчеством, во-первых, благодаря самому непосредственному взаимодействию ландшафтных и архитектурных компонентов садово-паркового ансамбля, во-вторых, из-за переноса господствующих стилевых тенденций из архитектуры и других изобразительных искусств.

Так, например, появление регулярных садов в конце XVII —начале XVIII в. во многом было обусловлено развитием архитектуры и скульптуры эпохи барокко, романтические пейзажные парки испытали на себе воздействие «готической» архитектуры начала XIX в., получившей развитие в этот период.

Но развитие садово-паркового искусства нельзя рассматривать лишь как отражение тех процессов, которые были в архитектуре, дело обстоит много сложнее. Например, в середине XIX в. парки как бы стремятся «освободиться» от архитектурных рамок, преобладает тенденция опереться прежде всего на их специфические «природные» основы, вид паркового ансамбля определяется не столько стилевыми течениями в архитектуре, сколько успехами ботанической науки, возможностями интродукции экзотических растений и т. д.

Заканчивая краткий очерк развития садово-паркового искусства в России, подчеркнем, что намеченные нами этапы этого развития лишь в редких случаях можно четко отождествить с началом или концом какого-либо процесса, тенденции. Тем не менее достаточно явно прослеживаются различия, характеризующие ту или иную «сквозную» тенденцию на сменяющих друг друга этапах. Речь идет не только о каких-то формальных признаках стиля и деталях декоративного убранства сада, не менее важно, что меняются сам смысл этих деталей, их значимость, то идейное содержание, которое в них вкладывается. Здесь важны не только количественные различия (каких-то элементов становится больше или меньше, они подступают к центру парка или оттесняются на периферию и т. д.), но и качественные, изменяющие суть явления.

Интересно, например, проследить, как менялось отношение к утилитарному компоненту ансамбля в разные исторические периоды. Наибольшей внимание ему уделяется в первые десятилетия XIX в., когда хозяйственный сооружений (получают выразительные монументальные формы. Эти постройки не только не скрываются от глаз, а напротив, располагаются таким образом, что становятся необходимой частью художественного замысла всей усадьбы. Они являются в этот период носителями и определенной философской идеи: прекрасным должно быть все, что окружает человека. Конюшни, амбары, псарни, даже скотные дворы — все это теперь предмет творчества архитектора, причем во многих случаях именно служебные здания усадьбы получают более свободную, оригинальную трактовку в отличие от главного дома и флигелей, еще полностью подчиненных канонам классицизма.

Такой подход берет свое начало от парков середины и конца XVIII в., от тех молочен, мельниц, шале, пастушьих хижин, которыми в изобилии насыщались рощи, луга и поляны. Но если тогда это была только игра в «сельскую» жизнь, а буколические постройки являлись лишь украшением пейзажа, данью моде, то теперь это уже необходимая и существенная часть усадебного быта, нашедшая свое художественное выражение.

Бесспорно, пример Версаля и некоторых других европейских парков имел значение для постепенного усиления сельских мотивов в русском паркостроении. Но не менее очевидно и прямое влияние отечественного опыта, скажем, таких рационально организованных провинциальных усадеб конца XVIII в., как Никольское, Митино, Василево, или царской хозяйственной вотчины XVII в. Измайлово. Поэтому то, что утилитарный компонент в более поздний период выходит на первый план парковых ансамблей, представляется закономерным завершением устойчивой тенденции, а не случайным явлением.

Или возьмем такое явление, как «театрализация» парков. Использовать сады как сцену для развлечений, праздничных действий начали еще в XVII в., например в Измайловской царской усадьбе. Эта тенденция проявила себя в полную силу и в первых петербургских садах на берегах Невы и Финского залива и позже в Анненгофе на Яузе. Но именно в конце XVIII в. эта сторона функциональной программы садов и парков стала определяющей. Живые декорации — пространства полян и озерных долин, островки с «древними» руинами, скульптурой служили не только фоном для того или иного представления, но и сами по себе вовлекали подготовленного зрителя в своеобразную игру-сценарий, вызывали в нем размышления сентиментальной, меланхолической или иной окраски. В этот период сформировалась особая игровая культура русской усадьбы, в основе которой лежало стремление удивить гостя, доставить ему особое удовольствие приятными видами природы, украшенной предметами искусства, спектаклем, разыгрываемым крепостными актерами прямо на лесной поляне или речном берегу.

Само понятие «природы», «пейзажа» тоже многократно менялось. Тяготение к естественности характеризует в большей мере как последние десятилетия XVIII в., так и весь XIX в. В парковом ландшафте все это время преобладают рощи, поляны, водоемы свободных очертаний, природа считается образцом для подражания. Но если ранние пейзажные парки «екатерининских» лет призваны были лишь услаждать взор разнообразием и живостью своих видов, представлять экзотику дальних стран Востока, то в парках начала XIX в. стремились пробудить в человеке с помощью картин природы определенные художественные образы, эмоции: светлой грусти, радостного ожидания, любопытства, отрешенности от суеты сует, меланхолического сожаления о днях давно прошедших и т. д. Парк мыслится как некая эмоциональная программа. И это не просто коллекция панорам и вист со строго фиксированных точек обзора, а именно последовательность, непрерывность, «перетекание» картин-пространств. Именно в эти годы стали уделять особое внимание переходным мимолетным состояниям: пейзажная композиция заранее рассчитывалась на ее восприятие утром и в сумерки, на весеннее пробуждение природы и ее осеннее увядание.

Для выявления социальной сущности парков на разных исторических этапах целесообразно отметить, как изменялось отношение к очень важному вопросу: для кого они создавались, в расчете на какого посетителя планировались и обустраивались? Нет сомнений, что на протяжении XVIII в. парки целиком предназначались для удовлетворения запросов частных владельцев и прежде всего, конечно, дворян. Городской или сельский люд если и допускается, то только по праздникам, на определенных условиях и лишь по прихоти владельца. Первые общедоступные сады, появившиеся в начале XIX в. (губернаторские сады в Минске, Баку, сады при курортах в Кисловодске, Гурзуфе и др.), еще во многом следовали приемам планировки частных усадебных садов.

Лишь позже, уже во второй половине XIX в., положение начало меняться. Однако новая общественная роль городских садов и парков отнюдь не сразу сказалась на их внешнем облике. Еще долгое время «форма» парков была значительно консервативнее их социальной сущности, изменившегося функционального содержания. Лишь постепенно такие признаки общественных озелененных территорий, как укрупнение масштаба композиций, их доступность (наличие многих входов), большая пропускная способность дорог, устройства для развлечений и спорта одновременно большого числа людей, закреплялись и становились мало- помалу определяющими. «Истинное художество — заклятый враг всякой полезности — всецело предоставляет такие создания,— писал А. Регель [1896. С. 270],— практическому ремеслу». Следует признать, что Россия в этом отношении отставала от передовых капиталистических стран Европы и Америки.

Для того чтобы понять и оценить своеобразие русского садово-паркового искусства, недостаточно, однако, одних общих характеристик. Необходимо проследить более внимательно и на целом ряде конкретных примеров процесс развития отдельных садов и парков, увидеть, как они складывались и формировались п как в них отразились те общие тенденции, о которых мы говорили выше. Мы и попытаемся это сделать в следующем разделе нашей книги.


Глава «Упадок дворянской усадьбы. Натурализм и эклектика. Становление новых объектов и жанров садово-паркового искусства во второй половине XIX — начале XX в.». Русские сады и парки. Вергунов А.П., Горохов В.А. Издательство «Наука», Москва, 1987

поддержать Totalarch

Добавить комментарий

CAPTCHA
Подтвердите, что вы не спамер (Комментарий появится на сайте после проверки модератором)