Большую роль в развитии русского садово-паркового искусства первой половины XVIII века и в возникновении отдельных дворцово-парковых ансамблей сыграло изучение лучших европейских образцов, и в особенности садов Версаля.

В личной библиотеке Петра I хранились увражи, изданные во Франции во второй половине XVII столетия, посвященные Версалю, Трианону и Марли. Они служили пособиями в работе по созданию царских резиденций в окрестностях Петербурга, и прежде всего ансамбля Верхнего и Нижнего садов в Петергофе.

Екатерина I, владелица Сарской мызы, не могла и помышлять о саде, соперничающем не только с прославленными произведениями западноевропейского садово-паркового искусства, но и с Петергофом. Масштабы строительства на мызе были очень скромными, а размеры сада — незначительными. Только после реконструкции всего ансамбля, начатой в 1743 г., территория Старого сада расширилась, его украсили новые павильоны; между дворцом и Зверинцем был распланирован Новый, или Верхний, сад.

Вопрос о том, кто был автором тех новых замыслов, которые нашли свое воплощение в 1740— 1750-х гг. в садово-парковых работах в Царском Селе, может быть решен только предположительно. Той нитью, которая указывает путь к его решению, служит распоряжение, датированное 13 июня 1745 г.: «мастерового француза Жирарда сыскав в село Царское отвесть и показать ему там в саду нынешние партеры, вместо которых каковым быть новым приказать ему, сделав, объявить чертежи, а когда объявит доложить ее величеству». 

[ЦГИАЛ, ф. 466, оп. 36/1629, 1745 г., д. 67, л. 24-26. Сведения о Никола Франсуа Жираре см. в коллективном труде «Русская архитектура первой половины ХVIII века. Исследования и материалы», изданном под редакцией акад. И.Э. Грабаря (М., 1954, стр. 365—368). Жирар не был «мастеровым» в том смысле, как Это слово мы понимаем ныне. Он был помощником Леблона и прибыл в Россию вместе с ним в качестве одного из его «рисовальщиков» (dessinateur). Архитектор, специалист по садово-парковому строительству, Жирар на протяжении ряда лет работал по заказам гр. X. Миниха и не состоял на государственной службе. Его ведущая роль в разработке проектов сада в Царском Селе, подтвержденная цитированным документом, очень вероятна.]

Жирар, если он был автором проекта реконструкции Старого сада, был связан уже сложившейся планировкой. Возможно, что это помешало ему развить композицию Старого сада в ширину и в глубину, развернув ее, как это было сделано в Версале, на продолжении центральной оси ансамбля, на огромных пространствах. [Т.Б. Дубяго. История развития Екатерининского парка в Пушкине. 1947 г., стр. 25. Рукопись в архиве ГИОП.]

Перенесение опыта западноевропейских парко- строителей на русскую почву и даже отдельные Заимствования не определяли конечного результата и общего впечатления, оставляемого русскими парками. Они сохраняли свой самобытный национальный характер. Это и не могло быть иначе, так как облик парков формировался по степенно, не только в результате длительной целеустремленной деятельности их строителей, но и под воздействием местных природных условий, имеющих свою специфику. От этих условий зависел состав растительности в парках и замена одних ее групп другими.

Многочисленные документы XVIII века свидетельствуют о том, что самым распространенным и ценимым деревом в регулярных парках Царского Села была липа, хорошо поддающаяся стрижке, пригодная для посадки на сырых низменных участках, переносящая северные морозы и влажный климат побережья Финского залива.

После отказа от стрижки деревьев главной породой, используемой царскосельскими садовыми мастерами при посадке в аллеях, сделался дуб, не переносящий обрезки кроны и мало пригодный в регулярном паркостроении.

Дубы сажались в аллеях регулярного Старого сада лишь из-за недостатка липовых деревьев. Известно распоряжение, относящееся к 1740-м гг., о пересадке дубков, посаженных «по прешпективам», т. е. в аллеях, в березовую рощу за Рыбным каналом и о замене их штамбовыми липами.

Сад украшали многочисленные произведения декоративной скульптуры. Строители сада лелеяли мысль о создании фонтанов — одного из обязательных аксессуаров регулярного парка. Но ее пришлось оставить, так как не было источников, которые можно было бы использовать для их устройства. Удалось построить только один фонтан в Старом саду. Резервуар, куда накачивалась вода для него, был, по-видимому, установлен на чердаке дворца. Фонтан просуществовал недолго.

В основу начатой в 1740-х гг. реконструкции Старого сада легла мысль о постройке на продолжении центральной аллеи Старого сада, на главной композиционной оси ансамбля, Эрмитажа.

Работы по отделке Эрмитажа еще продолжались, когда Растрелли приступил к возведению Грота на берегу Большого пруда в Старом саду. Грот связывает водные просторы Большого пруда с зелеными массивами сада. После его постройки в планировке сада наметилась новая, дополнительная ось, перпендикулярная главной.

Расширилась и территория Старого сада: его южной границей стали Нижние пруды. Новая северо-западная граница была закреплена постройкой монументальной Катальной горы. Для этого павильона было выбрано место на верхней площадке холма, господствующего над прудом и садом. Посредине Большого пруда, на островке, новый эффектный павильон «Зал на острову» — заменил старый деревянный люстгауз.

Но дальнейшее развитие дворцово-паркового ансамбля пошло не по пути расширения регулярных садов, а по пути строительства на прилегающей к ним территории пейзажных парков.

После отказа от поддержания регулярного Старого сада в том виде, какой он получил в 1740—1760-х гг., коренным образом изменился его характер и возможности обозрения. В середине XVIII столетия дворец и парковые павильоны, расположенные на территории Старого сада, были видны все одновременно. Они доминировали в ансамбле сада, возвышаясь над рядами подстриженных деревьев и кустарников, имевших четкие, геометрически правильные очертания. Таким мы знаем Старый сад по известным изображениям, исполненным М.И. Махаевым и Ф.Г. Баризьеном.

Деревья закрыли впоследствии вид на дворец из парка. Эрмитаж оказался скрытым в глубине сада. Но Старый сад не потерял своей прелести. Время — враг регулярного и союзник пейзажного паркостроения. Свободно разросшиеся деревья широко раскинули свои ветви, и сейчас в могучих дубах и старых липах, ровесниках Большого дворца, мы видим главное украшение парка.

Современный облик старейшей части Екатерининского парка очень далек от первоначального, хотя она и сохранила геометрически правильную регулярную планировку — частую и сложную сеть прямых аллей. Это объясняется не только изменением характера растительности. В Старом саду появились во второй половине XVIII века новые сооружения, такие, как Эрмитажная кухня, Верхняя и Нижняя ванны, гранитные мосты на Рыбном канале. Один из двух прямоугольных симметричных прудов на третьем уступе сада был переделан и стал круглым с двумя полулунными прудками по сторонам.

Аллеи старых лип, сохранивших следы стрижки, и аллея из прекрасных мощных дубов уводят посетителя от дворца в глубину Старого сада. Их пересекает «еловая першпектива» вдоль Рыбного канала. Перспектива Рыбного канала и аллей по его сторонам делит старейшую часть сада на две части — верхнюю, обработанную в прошлом уступами, еще заметными и ныне, и нижнюю, с Эрмитажем в центре.

Через Рыбный канал первоначально были переброшены легкие деревянные мосты. Позднее их заменили гранитными и металлическими мостами. [В указе 11 ноября 1774 г. один из пунктов касался постройки через Рыбный канал двух каменных мостов. «В Старом саду, — говорилось в указе,— чрез поперечный канал сделать из тесанного граниту два каменные моста на арках, один по аллее мимо Грота, а другой на Эрмитажной аллее». Мосты были построены в 1775—1778 гг. Проектные чертежи мостов представил Екатерине II В. И. Неелов (ЦГИАЛ, ф. 487, оп. 13, 1774 г., д. 3, л. 30).] Рыбный канал заканчивается «малым шлюзом» и плотиной, оформленной в 1770-х гг. в виде каскада из тесаного камня. У основания плотины — нагромождение валунов.