II

Мысль о расширении дворца и сада в Царском Селе возникла задолго до ее реализации. Но первая попытка воплотить ее в проекте была предпринята Земцовым лишь в самом конце 1742 или в начале 1743 г.

Превосходный зодчий, опытный строитель, один из членов Комиссии о Санктпетербургском строении, автор проекта монументального Аничковского дворца на Невском проспекте, Земцов оказал огромное влияние на развитие русской архитектуры середины XVIII столетия. [А.Н. Петров. К вопросу об авторах Аничковского дворца. «Научные сообщения Государственной инспекции по охране памятников Ленинграда». Л., 1959, стр. 22—40.]

Разработанную Земцовым широкую программу реконструкции царскосельского дворцово-паркового ансамбля развили и осуществили его талантливые ученики и помощники А.В. Квасов и С.И. Чевакинский.

Перестройка каменных палат Екатерины I, постройка двух симметричных флигелей, соединенных с центральным корпусом галереями-переходами, и одноэтажных «циркумференций» была начата в 1743 г. Квасовым, переработавшим проект Земцова.

Передача работ по перестройке дворца Квасову не означала отстранения Земцова от участия в проектных работах по реконструкции ансамбля. 23 августа 1743 г. Елизавета Петровна поручила Земцову разработку проектов каменного павильона, вместо люстгауза на острове Большого пруда, Эрмитажа и ряда зданий дворцового комплекса — флигеля для приезжающих, кухни и других.

Фундаменты Эрмитажа были заложены весной 1744 г. Нет никаких указаний о разработке или переработке проекта Эрмитажа Квасовым. Таким образом, Земцов явился автором первоначального замысла перестройки дворца и постройки Эрмитажа — самого выдающегося из парковых сооружений царскосельских ансамблей.

Со смертью Земцова работы в Царском Селе полностью перешли к Квасову. В помощь ему был дан опытный строитель-практик Джузеппе Трезини.

Но уже осенью 1744 г., когда возник вопрос о внутренней отделке дворца, было решено заменить Трезини другим архитектором. Управляющий Вотчинной канцелярией Елизаветы Петровны Г. Замятнин просил об этом, мотивируя свою просьбу тем, что «настало время к делу внутренних уборов, кои должно для красоты такового здания осмотрительно, по препорциям корпусов и покоев первее рисовать и по них в деле за мастеровыми с показанием надзирать... в коем искусстве видитца оной Трезин недостаточен». [ЦГИАЛ, ф. 468, оп. 399/511, 1743 г., д. 2, л. 88.]

Выбор пал на Чевакинского. 5 мая 1745 г. был дан указ о его назначении в Царское Село. При Этом за Чевакинским сохранялись обязанности, связанные со службой «при Адмиралтействе». [ЦГИАЛ, ф. 466, оп. 36/1629, д. № 67,1744—56 гг., л. 16.]

Чевакинский на протяжении полутора десятилетий, вплоть до 1760 г., вел наблюдение за строительством в Царском Селе. В первое время Чевакинский и Квасов трудились совместно, осуществляя и развивая первоначальный замысел Земцова. Затем после отъезда Квасова на Украину Чевакинский работал в содружестве с Растрелли, сосредоточившим свои усилия на обогащении облика дворцовых зданий, возведенных его предшественниками.

Чевакинский разработал проект дворцовой церкви и соединил ее с правым флигелем дворца одноэтажной галереей. Такая же галерея связала левый флигель дворца с залом оранжереи, построенной на первой террасе сада, в одну линию с дворцом и его флигелями. На галереях им были созданы висячие сады. Это изменило пространственную композицию Земцова и Квасова. Протяженность дворца увеличилась в полтора раза и стала равной ширине старого дворцового сада. Ею были обусловлены размеры Нового, или Верхнего сада, распланированного в 1740-х гг. между дворцом и Зверинцем. После создания этого сада старейшая часть нынешнего Екатерининского парка стала называться «Старым садом».

Но увеличение протяженности дворца заставило сначала повысить отдельные его части, а затем и все здание в целом и, следовательно, изменить объемную композицию и декоративное оформление фасадов.

Осуществление этих работ выпало на долю Растрелли. К мысли об их необходимости, наверное, пришли бы и Квасов и Чевакинский, если бы они продолжали вести строительство без участия Растрелли. Но в композиционных замыслах зодчих было принципиальное различие. Квасов и Чевакинский членили дворец на отдельные самостоятельные объемы, объединенные галереями-переходами. Растрелли же слил все части здания в единый массив, гигантский по своим размерам.

Это различие в понимании архитектурных задач тремя зодчими, работавшими в Царском Селе, было тонко и верно подмечено уже Бенуа.

«Надо признать, что если Квасовский проект и уступает в роскоши и блеске тому сооружению Растрелли, которым мы ныне любуемся,— писал Бенуа,— то в смысле изящества, равновесия масс и ритма линий он заслуживает предпочтение. В настоящее время дворец поражает своей огромностью и раскинутостью. Живописный эффект Этой длинной светлой массы, испещренной окнами и орнаментами, достигает при известных освещениях прямо фантастической прелести». [А.Н. Бенуа. Цит. соч., стр. 33.]

Отсутствие четко выраженных членений, сильно выступающих ризалитов, создающих игру светотени, и чрезмерно скромная обработка фасадов отдельных корпусов дворца, возведенных Чевакинским, заставили Растрелли пойти на коренное изменение их декоративного оформления. Старые стены исчезли под колоннами, пилястрами и пышной лепниной. Колонны на уровне второго и третьего этажей не могли висеть в воздухе, и под них подводились мощные устои. Они образовывали на фасадах по первому этажу выступы, обработанные горизонтальными рустами. Парные колонны, декорировавшие простенки между окнами построенных Чевакинским одноэтажных галерей, Растрелли заменил скульптурами атлантов, как бы несущих на себе всю тяжесть опирающихся на их плечи колоннад и стен верхних этажей.

Создание нового скульптурного оформления фасадов Большого Царскосельского дворца вписало блестящую страницу в историю русского декоративного искусства.

Огромные по объему лепные работы были в основной части осуществлены в течение 1753 г. по моделям скульптора Иогана Дункера группой мастеров во главе с Григорием Макаровым. [Контора строения Села Царского заключила контракт на лепные работы по фасадам дворца с Г. Макаровым 3 мая 1753 г. (ЦГИАЛ, ф. 487, оп. 12, 1752 г., д. 177). Григорий Макаров и его помощник Григорий Стригуцкий были крестьянами подмосковного села Сафарина, принадлежавшего Елизавете Петровне. В 1749 г. они взяли на себя лепную отделку Монбижу, зала на острове Большого пруда и дворцовой церкви. Бесчисленные украшения, капители колонн и пилястров для фасадов Большого дворца были выполнены ими в 1753—1754 гг. Через десять лет, в 1763 г., Контора строения домов и садов в одном из своих донесений И. И. Бецкому отметила, что Макаров и Стригуцкий «в делании лепной работы иностранным мастерам, конечно, не уступят», что звучало в XVIII столетии как высшая похвала их искусству (ЦГИАЛ, ф. 467, оп. 73/187, 1763 г., д. 99, л. 32 об.). В 1780-х гг. Макаров занимал должность «лепного дела подмастерья». В 1780 г. им были исполнены лепные детали на фасадах Зубовского, а затем Церковного флигелей. В 1792 г. он лепил орнаменты для фасадов Лицея. Стригуцкий умер в 1781 г., Макаров — в 1795 г.]

Лепной убор фасадов дворца был полностью закончен в 1755 г. [ЦГИАЛ, ф. 487, оп. И, 1749 г., д. 69, л. 33.]

Использование лепнины и резьбы создавало впечатление неисчерпаемого богатства декоративного убранства фасадов. Тумбы балюстрады, ограждавшей кровлю дворца, служили пьедесталами для «резных стоячих фигур» и ваз. Созданные резчиками-фигуристами аллегорические группы и статуи — «Времена года», «Страны света», «Слава», фигурки толстощеких купидонов отличались мастерским исполнением, реалистической трактовкой форм тела и динамичностью композиций.

Общий объем работ по наружному оформлению фасадов и внутренней отделке дворца и парковых павильонов был настолько велик, что к их осуществлению пришлось привлечь не только резчиков, работавших в Петербурге, но и вызвать им в помощь мастеров из Москвы. Среди них выделялось несколько особенно одаренных мастеров: Игнатий Канаев, Петр Валюхин, Михаил Зимин» Степан, Антон и Иван Яновы и др.

[Среди резчиков-фигуристов в годы строительства Большого дворца выделялся «адмиралтейского ведения рещик» Петр Петрович Валюхин. В 1749 г. он вместе с тремя другими резчиками вырезал в течение месяца деревянную статую Фамы (Славы) па купол Монбежа. В 1752—1753 гг. Валюхин, совместно с резчиками Федором Севрюковым, Игнатием Москвиным, Яковом Черным, Иваном Степановым, Дмитрием Сакульским, Андреем Камаевым, Игнатьем Канаевым, Иваном Бобровым и Иваном Русаковым, работал над внутренней отделкой большой галереи в Большом дворце. В 1754 г. Валюхин с одиннадцатью товарищами исполнил восемнадцать статуй, поставленных на тумбах балюстрады центрального корпуса Большого дворца и его боковых флигелей.

В литературе фамилия этого резчика встречается в неправильной транскрипции:  Валехин. См.: А.Н. Бенуа. Цит. соч., стр. 114 и Е. С. Гладкова. Работы русских резчиков XVIII века в пригородных дворцах. «Архитектурное наследство», вып. 4. М—Л., 1953, стр. 167—168, 171—172 и примеч. 14 и 19. Судя по исповедным росписям, Валюхин родился в 1708 г. ГИАЛО (Государственный исторический архив Ленинградской области), ф. 19, оп. 112, 1737 г., д. 6, л. 1302.

Соперником Валюхина был Игнатий Филимонович Канаев — один из самых замечательных мастеров резьбы середины XVIII в. Его имя встречается в десятках архивных документов. В 1755 г. он, будучи уже резного дела подмастерьем, работал в «Фонтанном доме» П.Б. Шереметева, строившемся под наблюдением и по проекту Чевакинского. В 1762 г., после окончания им иконостаса Никольского морского собора — одного из высших достижений русской деревянной декоративной резьбы,— Канаев получил звание «мастера резного художества» (Центральный государственный архив Военно-Морского Флота. Журнал Гос.  Адмиралтейской коллегии, кн. 494, февраль 1762 г., л. 410).]

В начале апреля 1755 г. были утверждены предложения Растрелли о переделке корпусов циркумференций с целью обогащения декоративного оформления их фасадов. [Незадолго до этого Растрелли начал постройку двух одноэтажных флигелей по сторонам парадного двора, примыкающих к дворцовой церкви и к парадной лестнице. В последнем были устроены два погреба для вин, со сводами, а над ними — «собственная для ее величества кухня». В 1756 г. на постаментах балюстрады, увенчавшей кровлю циркумференций, было установлено 106 декоративных ваз и 51 деревянная вызолоченная статуя.]

В оформлении интерьеров дворца огромное место заняла монументальная живопись. Живописцы всех ведомств, а также крепостные художники, находившиеся в это время в Петербурге и в Москве, были привлечены к работам. Руководили ими талантливые декораторы итальянцы — Джузеппе Валериани, Антонио Перизинотти, Пьетро и Франческо Градицци. В числе их русских помощников были такие превосходные мастера, как Иван и Алексей Вельские, Иван Фирсов, Алексей Поспелов, Мина и Федот Колокольни- ковы и другие. Некоторые плафоны и десюдепорты писались полностью русскими художниками по эскизам или под наблюдением мастеров-иностранцев.

Роспись и резьба были главными средствами, широко использованными Растрелли в декоративном оформлении интерьеров дворца, поражавших своим великолепием и роскошью. Но дворец включал и несколько апартаментов, выделявшихся среди других особой изысканностью отделки.

В 1753 г. по идее И. А. Черкасова было решено использовать для художественного оформления одного из помещений в правом флигеле дворца «драгоценные каменья», т. е. русские самоцветы. Этот замысел получил осуществление лишь много лет спустя, в Агатовом павильоне, построенном Камероном. Вместо создания покоя, убранного самоцветами, в Царскосельский дворец в 1755 г. был перенесен из Третьего Зимнего дворца знаменитый Янтарный кабинет.

Другое помещение, находившееся в нижнем Этаже, под висячим садом, Растрелли отделал раковинами «на подобие грота». [ЦГИАЛ, ф. 470, оп. 76/188, 1756 г., д. 401, л. 237; там же, 1756 г., д. 402, л. 80.] Раковинами были декорированы стены, потолок и оконные откосы грота, а пол выложен черными мраморными плитками. Местоположение грота, впоследствии уничтоженного, показано на плане Большого дворца, сохранившемся в собрании Народной библиотеки в Варшаве.

Завершение строительства грандиозного дворца — архитектурной доминанты и композиционного ядра всего дворцово-паркового ансамбля — было важнейшим событием в истории Царского Села. Оно было торжественно отпраздновано 30 июля 1756 г. В этот день «обер-архитектор» Растрелли показывал дворец Елизавете Петровне и сопровождавшим ее «знатному шляхетству» и дипломатическому корпусу.

Возможно, что в числе гостей был и М.В. Ломоносов. К 1756 г. относится его «Надпись на новое строение Сарского Села». Слова Ломоносова о том, что «скоро Рим пред нами постыдится», не были только фразой. Мечта о грядущем величии родины сочеталась в них с глубоким убеждением в неисчерпаемости возможностей русского национального гения.

Называя Царское Село «созвездием ясным», говоря о «прекрасном Сарском Селе» и «великолепном здании» дворца, Ломоносов выражал не только свое мнение, но и единодушное убеждение современников. [До нас дошло превосходно передающее колорит и дух эпохи описание посещения в 1757 г. Царского Села послами Франции и Австрии — союзников России в Семилетней войне. Вслед за осмотром парадных покоев дворца и после обеда в Эрмитаже послы отправились «на линеях в Зверинец, где призываны были звери, для показывания им, в роги. А из Зверинца поехали в зал, который стоит на острову, среди большого пруда, на судне, которое ходит без гребли, и подчиваны винами и прочим, и смотрели в том пруде рыбы, которая ловлена была неводом, для показывания им, какая в том пруде рыба находится, которая и обратно в тот же пруд пускана. А с того пруда возвратились в сад, где веселились на качелях их кавалеры, а сами господа послы прочими забавами...» («Камер-фурьерские журналы 1757года», стр. 161—162).]

Окончание постройки дворца совпало с крупными победами, одержанными русскими войсками в Семилетней войне. 6 июля 1757 г. из действующей армии были доставлены в Царское Село ключи города Мемеля и знамена прусской армии. Военные трофеи, собранные в стенах дворца, демонстрировали успехи русского оружия, подобно тому как сам дворец и царскосельские сады свидетельствовали о расцвете русского искусства.

Но реконструкцией дворца не исчерпывались работы, предпринятые в 1740—1750-х гг. Уже в первоначальный замысел, сформулированный в документах 1743 г., входила постройка в дворцовом саду нового каменного садового павильона — «Армитажа». Сооружение Эрмитажа на границе Старого сада повлекло за собою постройку другого павильона — Монбижу в центре Зверинца. Создание «Нового», или «Верхнего» регулярного сада (ныне — регулярная часть Александровского парка) связало Старый сад, дворец и Зверинец в целостный, огромный по своим размерам дворцово-парковый комплекс.

Документы Конторы строений Села Царского, Собственной вотчинной канцелярии и Кабинета сохранили многие подробности, освещающие последовательность и ход работ по реконструкции Старого сада, созданию Нового сада, строительству парковых павильонов и, наконец, по застройке «слободы села Царского» в 1743—1760 гг. При ознакомлении с ними становится ясным, что именно этот период был основным в формировании царскосельских ансамблей.

Одним из первых мероприятий 1740-х гг., рассчитанных на придание садам Царского Села должного великолепия, был перенос в Старый сад статуй из петербургских садов. Статуи белого мрамора, а также свинцовые, вызолоченные и не золоченые, были расставлены в «пристойных местах». [ЦГИАЛ, ф. 487, оп. 21, 1743 г., д. 123, л. 208. Несколько свинцовых статуй были установлены на мостах в Старом саду. В 1767 г. последовало распоряжение «о записке в приход снятых в Старом саду, с мостов, поломанных шести свинцовых фигур» (ЦГИАЛ, ф. 487, оп. 17, 1767 г., д. 975, л. 30 об.—31.)]
 
Широко практиковалась и пересадка многолетних деревьев из петербургских садов. [В 1743 г. было отдано распоряжение о посадке в Старом саду «по прешпективам», вместо дубков «где они есть», штамбовых деревьев. Дубки пересаживались в березовую рощу за Рыбным каналом, а на их место «и в прибавок на все дороги», по подсчетам садового мастера Канудуса Ламбертуса, работавшего в Царском Селе с 1730-х гг., следовало посадить пятьсот штамбовых лип. Ламбертус просил разрешения взять эти деревья из сада Кадетского корпуса, «как и о статуях из того же дому повелено» (ЦГИАЛ, ф. 468, оп. 399/511, 1744 г., д. 6, л. 1). Аналогичные изъятия практиковались и в дальнейшем. 4 мая 1748 г. последовал указ о переносе в Царское Село лип и кленов из «Променада» — сада, распланированного на Царицыном лугу, в Петербурге.] Наряду с этим, в Старом саду высаживались молодые деревья.

Декоративные деревья и кустарники приобретались за границей. В 1750 г. из Гамбурга в Царское Село были привезены тиссовые деревья, подстриженные в виде пирамид, самшит (букс-баум) и другие.

Работы по реконструкции Старого сада приобретали год от года все большие масштабы. Вслед за Эрмитажем, заложенным в 1744 г., началась постройка «каменного зала» на острове Большого пруда, а в 1749 г.— Грота на берегу пруда, по проекту, разработанному Растрелли. В 1754—1757 гг. близ дворца, на месте нынешней Гранитной террасы, было построено по проектам А.К. Нартова и Растрелли монументальное здание Катальной горы.

Облик Старого сада, как это было и с дворцом, постепенно менялся. В его композицию вносились новые черты, иногда имевшие чрезвычайно важное значение. Внесение изменений в первоначальный замысел и отказ от устаревших художественных приемов и мотивов были естественны и неизбежны, так как многое из того, что в начале 1740-х гг. казалось новаторским, передовым и воспринималось как достижение архитектурной мысли, в 1750-х было уже анахронизмом и пройденным этапом.

Постройка Эрмитажа повлекла за собой перенос границы Старого сада к юго-востоку, до оврага и ручья Вангази.

Сооружение вслед за Эрмитажем Катальной горы и Грота у Большого пруда обогатило пейзажи его берегов.

Значение Большого пруда в ансамбле Старого сада было понято уже в 1720-х гг. Между тем пруд не имел никаких источников для питания его водой, кроме дождевых и болотных вод. Реконструкция парка не могла быть успешно завершена до разрешения проблемы улучшения водоснабжения Царского Села — его прудов и каналов. Работы по обводнению Большого пруда были проведены одновременно с его чисткой, углублением и увеличением размеров.

С целью создания системы водоснабжения Большого пруда и других водоемов царскосельских парков начались поиски источников, которые могли быть для этого использованы. [22 сентября 1743 г. Елизавета Петровна отдала распоряжение «об осмотре от устья речки Славянки до речки Кузминки и до села Царского воды» (ЦГИАЛ, ф. 466, оп. 36/1629, 1743 г., д. 64, № 67). В октябре 1748 г. в Царское Село был отправлен военный инженер Петр Островский с двумя «кондукторами» — Федором Борисовым и Дементием Мельницким для осмотра «способных к приводу в село Царское из Невы реки и из деревни Виттелева и из других мест воды и снятия планов». ЦГВИА (Центральный государственный военно-исторический архив в Москве, ф. 3, оп. 2, 1748 г., д. 153).] Было обращено внимание на ключи близ деревни Большое Виттолово, в 6 километрах к северо-западу от Царского Села.

Ключи выходят на поверхность земли в местности, превышающей уровень воды в Большом пруду на 9,5 метра. В ноябре 1748 г. начали рыть канал, названный Виттоловским. Канал был открытым, выложенным по береговым откосам булыжником. 15 ноября 1749 г. вода Виттоловских ключей пошла по каналу в Большой пруд. [Тогда же были осуществлены большие работы по выемке земли из Большого пруда. Они закончились в августе — сентябре 1749 г. (ЦГИАЛ, ф. 487, оп. И, 1749 г., д. 134, л. 22 и об., а также: оп. 16, 1749 г., д. 236, л. 1). О времени начала земляных работ и о том, что размеры пруда были значительно увеличены, мы знаем из двух указов Елизаветы Петровны, относящихся к 1745 г. (ЦГИАЛ, ф. 466, оп. 36/1629, 1744-1745 гг., д. 67, л. 65).]

Обводнение Большого пруда повлекло за собой создание системы прудов по «буераку», или «Нижних» («Каскадских») прудов на месте оврага позади Эрмитажа.

Летом 1749 г. на ручье, протекавшем по дну оврага, на месте деревянного моста, была построена плотина, аналогичная дамбе, отделявшей Большой пруд от оврага, а затем сооружены еще три плотины. По оврагу было вырыто пять прудов, три из них ограничили Старый сад с юго-востока, а два — служительскую слободу. Все пять малых прудов имели прямолинейные очертания. [ЦГИАЛ, ф. 487, оп. 11, 1749 г., д. 132, л. 39 и 59. В документах 1753 г. пруды упоминаются как уже сделанные (ЦГИАЛ, ф. 487, оп. 12, 1753 г., д. 86, л. 37).]

В 1751—1752 гг. деревянные решетчатые заборы Старого сада были заменены высокой каменной оградой. Проект ограды с воротами исполнил Растрелли.

Реконструкция Старого сада была основной задачей паркостроителей, работавших в Царском Селе в 1740—1750-х гг. Новому саду уделялось меньше внимания и средств, но и здесь было сделано довольно много.

Территорию квадратного в плане Нового сада ограничили глубоким и широким Крестовым каналом. Зверинец обнесли каменными стенами с бастионами по углам. В его центре, на пересечении радиальных просек, Чевакинский построил по своему проекту одно из лучших парковых сооружений Царского Села — Монбижу. Богатейшая декорация фасадов павильона, обилие позолоченных деталей оправдывали его название (Monbijou — моя драгоценность).

Служительская слобода в 1740—1750-х гг. также подверглась коренной реконструкции.

Постройка Квасовым и Чевакинским новых флигелей дворца, церкви и оранжерейного зала повлекла за собой снос всех хозяйственных сооружений и жилых зданий, расположенных близ старых палат Екатерины I. После того как всех жителей первой от Старого сада улицы (позже — Садовой набережной) переселили, на месте их дворов были построены конюшни, оранжереи, теплицы и другие «казенные» здания. [Уже в 1743 г. последовал указ: «Скотный и конюшенный деревянные дворы, где ныне состоят с того места снесть, а построить оные подле двора метердегардеропа нашего Чюлкова по линии слободы, на порожних местах и ежели которые избы обывательские касаться будут под строение того двора и тем отвесть другие порозжие к строению удобные места» (ЦГИАЛ, ф. 468, оп. 399/611, 1743 г., д. 2, л. 6). Двор Чулкова находился «в конце слободы» (ЦГИАЛ, ф. 466, оп. 36/1629, 1744—1745 гг., д. 67, л. 28 и об.).]

Конюшенный двор, в конце служительской слободы, близ ручья, первоначально деревянный, в 1757—1762 гг. был заменен каменным, долговечным сооружением.

[Неизвестно, был ли автором проекта Конюшенного двора Растрелли, хотя он называет его в перечне сооружений, построенных по его проектам. «В деревне Сарского Села,— писал Растрелли,— я построил большие каменные конюшни на 200 лошадей, а также сараи для придворных карет и несколько других зданий для проживания прислуги названных конюшен». (Цит. по русскому переводу перечня работ Растрелли, опубликованному З. Батовским. «Сообщения кабинета теории и истории архитектуры», вып. 1. М., 1940, стр. 31).

Действительно, в октябре 1756 г. Растрелли лично представил Елизавете Петровне на утверждение проект Конюшенного двора. В собрании Народной библиотеки в Варшаве сохранился проект Конюшенного двора, исполненный Растрелли, по-видимому, для Царского Села. Однако проект не совпадает с осуществленным сооружением, более скромным по масштабу и простым по замыслу. По всей вероятности, проект Растрелли был переработан Чевакинским. Протяженность Конюшенного двора по «линии служительской слободы», т. е. по улице, составляла 44 сажени (93,7 м). К центральной части примыкали симметричные боковые флигеля.]

Застройка улицы между Старым садом и служительской слободой велась одновременно на разных участках. Места в верхней ее части, близ дворца, были отведены под постройку жилых домов, для приезжающих в Царское Село придворных. 29 сентября 1748 г. Чевакинскому было вручено предписание: «каковым тем домам быть учинить чертежи». [ЦГИАЛ, ф. 487, оп. И, 1748 г., д. 135, л. 1. Указ о постройке кавалерских домиков «от палат мундкоха Масса, вниз по улице» — был подтвержден в 1750 г. «Чертежи каменным домикам» предлагалось сделать «обер-архитектору или архитектору» (ЦГИАЛ, ф. 487, on. 1, 1750 г., д. 609, л. 7 об.).]

Однотипные одноэтажные «кавалерские» домики, с «фронтошпицами» (мезонинами) над средней их частью, оформили ближайшую ко дворцу часть улицы, вдоль садовой ограды.

В 1751 г. в соседнем квартале началась постройка большой каменной оранжереи. [ЦГИАЛ, ф. 487, оп. 1, 1750 г., д. 609, л. 14. Указ о постройке оранжереи датируется 22 июня 1751 г.] Дворы живших здесь церковнослужителей Знаменской церкви были перенесены «казенным иждивением на заднюю улицу, на места порожние».

Проект оранжереи в слободе напротив каменных ворот в ограде Старого сада разработал Чевакинский. С ее постройкой, законченной в 1753 г., окончательно сложился облик улицы, идущей от дворца вдоль садовой ограды. [14 октября этого года управляющий Конторой строения Села Царского П.Н. Григорьев представил в Кабинет доклад о ходе строительных работ, в котором писал: «Против старого саду, по улице, вчерне сделана каменная оранжерея с двумя павильонами и залом, по длине на 62 саженях» (ЦГИАЛ, ф. 468, оп. 399/511, 1743 г., д. 2, л. 371-373). Растрелли в перечне, упоминавшемся выше (примеч. 45), называет оранжерею в числе своих работ в Царском Селе. Однако скромная и не характерная для Растрелли обработка фасадов оранжереи, известная по сохранившимся чертежам, заставляет нас считать автором не Растрелли, а Чевакинского.]

Почти все эти здания претерпели в дальнейшем значительные изменения, но ансамблевый характер застройки улицы сохранился доныне.

Восстанавливая по документальным материалам основные вехи работ в Царском Селе в 1740— 1750-х гг., мы можем представить себе общую картину грандиозного строительства. Оно велось одновременно на многих участках. Тысячи людей — каменщики, плотники, штукатуры, резчики, землекопы, садовники и садовые рабочие, лепщики, живописцы — были заняты на работах во дворце, парках и парковых павильонах. [В качестве чернорабочих широко использовались солдаты из полков петербургского гарнизона. В разгар работ их количество превышало 4000 человек (ЦГИАЛ, ф. 487, оп. 1, 1750 г., д. 609, л. 23 об.).]

По Неве, а затем на лошадях непрерывным потоком доставлялись в Царское Село строительные материалы — песок, известь, лес, тосненская плита, уральский мрамор, алебастр, железо — и провиант для рабочих. С ближайших и отдаленных заводов везли кирпич, изразцы для печей, а из каменоломен на реке Пудости, под Гатчиной,— пудостский камень. Из лесных дач близ Царского Села шли целые транспорты кленов, лип, берез и дубов для садов; с кораблей, прибывавших в Петербургский порт, — заморские деревья.

В тяжелых условиях подневольного труда, руками тысяч тружеников создавался один из величайших шедевров русского искусства.

---

III

Третий период формирования ансамбля дворцов и парков Царского Села неразрывно связан с возникновением в русской архитектуре классицизма. Композиционные приемы, характерные для раннего периода в развитии этого нового стилистического направления, нашли в Царском Селе яркое отражение в работах А. Ринальди, В.И. Неелова и Ю. М. Фельтена. В 1780—1790-х гг. на смену этим трем зодчим пришли мастера зрелого классицизма — Ч. Камерон, Д. Кваренги и И.В. Неелов.

В первые годы после завершения строительства Большого дворца и парковых зданий мысль о новых крупных работах не возникала.

В середине 1760-х гг. была сделана попытка связать со Старым садом район Большого пруда. Один из дошедших до нашего времени планов Царского Села, относящийся к 1765—1768 гг., зафиксировал именно эту стадию развития парка.[План сохранился в собрании ЦГВИА. Он не датирован, но мы можем уточнить время его исполнения. На плане показан третий форс Катальной горы, построенный в 1765 г. В то же время на нем еще нет здания «для игры в мяч» (jeu de pomme), сооруженного в 1769 г. в саду, на месте, где ныне находится Камеронова галерея. Таким образом, план выполнен не ранее 1765 г. и не позже 1768 г. Он впервые был опубликован Т. Б. Дубяго в статье: «К восстановлению Екатерининского парка в Пушкине». «Научные труды Ленинградского ордена Трудового Красного Знамени Инженерно-строительного института», вып. 10. Л., 1950, стр. 63.]

По берегам пруда были насажены липовые аллеи. Такая же аллея, носящая ныне название «Рамповой», появилась на гребне холма над прудом, на продолжении форсов (скатов) Катальной горы.

Другая широкая аллея была создана за Нижними прудами. Благодаря этому пруды оказались включенными в территорию парка. [О времени посадки липовых аллей говорят документы, относящиеся к середине 1760-х гг. Так, в 1766—1767 гг. были отпущены средства «на покупку для посадки по новопроложенному прешпекту от Старого саду и мимо гор, по берегу Большого пруда тысячи липовых дерев» (ЦГИАЛ, ф. 467, оп. 73/187, 1772 г., д. 122, л. 17).]

Посадка лип в аллеях по берегам прудов предшествовала разработке проекта пейзажного парка на территории, прилегающей к Большому дворцу с запада. Датой исполнения первого проекта пейзажной планировки этой территории (ныне являющейся частью Екатерининского парка) следует считать 1769 г., так как к началу 1770 г. относятся мероприятия, явившиеся первым шагом на пути к созданию нового парка.

Небольшую группу участников работ по строительству пейзажного парка возглавлял старый и опытный царскосельский архитектор, помощник и преемник Чевакинского и Растрелли — В.И. Неелов.

В 1770 г. Неелов был отправлен, вместе со своим сыном П.В. Нееловым, в Англию для ознакомления с пейзажными парками и для «смотрения видов и строения древнего и новейшего». Эта поездка имела большое значение для упрочения его авторитета.

Помощниками Неелова и непосредственными исполнителями проекта планировки пейзажного парка были садовые мастера И. Буш и Т. Ильин. [Некоторые документы говорят о том, что Буш был англичанином, но это опровергается его собственноручными подписями (Johann Busch) (ЦГИАЛ, ф. 487, оп. 17, д. 999, 1771 г., лл. 1—2). В 1770-х гг. Буш и Трифон Ильин работали совместно. Оба мастера были способными и знающими людьми.]

На территории нового пейзажного парка началась посадка деревьев. Только в 1772 г. их было доставлено для посадки более двадцати тысяч. [ЦГИАЛ, ф. 487, оп. 17, 1771 г., д. 1004, л. 16 и об.] В 1773 г. Большой пруд был спущен, и солдаты приступили к землекопным работам. Берега пруда, ранее прямолинейные, получили новые очертания, придавшие ему характер естественного озера. В его западной части появились два искусственных островка — Дикий и Каменный, а в восточной, близ дамбы, отделяющей Большой пруд от системы Нижних прудов,— Малый остров. Размеры большого острова, на котором находился каменный зал, были увеличены. [ЦГИАЛ, ф. 468, оп. 43, 1769 г., д. 122. Переписка с А.П. Кашкиным по строениям в Царском Селе. Документ № 7.]

Сохранившаяся записка об отпуске в 1774 г. средств «для отделки Большого пруда по прожекту архитектора Василья Неелова» является неопровержимым свидетельством того, что Неелов был автором проекта перепланировки района Большого пруда и, возможно, планировки всей пейзажной части Екатерининского парка. [ЦГАДА, ф. 14, д. 52, ч. 3, л. 32 об.]

Сразу же после окончания отделки берегов Большого пруда, включая устройство насыпных холмов, посадку деревьев и кустарника, были изменены геометрически правильные границы прудов «ниже Большого озера». [14 января 1775 г. управляющий Конторой строения Села Царского Кашкин получил напоминание о том, «чтобы три пруда отделаны были так, как уже приказано» (ЦГИАЛ, ф.487, оп. 21, 1748—1792 гг., д. 126, л. 27).] Можно не сомневаться в том, что рисунок новых очертаний трех нижних прудов также дал Неелов.

Роль Неелова была особенно значительной при выборе мест для постройки новых парковых сооружений, из которых лишь часть возводилась по его собственным проектам.

Проект одного из первых парковых сооружений, воздвигнутых в 1770-х гг., так называемой Сибирской мраморной галереи, или, как ее стали называть впоследствии, Палладиева моста, был разработан Нееловым не позже 1769 г.

В 1771 г. недалеко от Большого пруда, у насыпной горы, образовавшейся при рытье прудов и каналов, началась постройка монументальной Руины по проекту архитектора Фельтена.

Башня-руина была задумана как памятник русско-турецкой войны, начавшейся в 1768 г. Другой памятник в честь побед, одержанных в этой войне,— Чесменская, или Ростральная, колонна — сооружен по проекту Ринальди, разработанному в 1771 г.

В 1771 г. Ринальди украсил парк еще двумя мемориальными памятниками — Кагульским обелиском и Морейской колонной.

Мемориальным сооружением были и Гатчинские, или Орловские, ворота при выезде из парка на дорогу в Гатчину, первоначально построенные из дерева в виде триумфальной арки.

В 1772 г. Неелов исполнил проект здания Адмиралтейства на берегу Большого пруда.

Постройка Палладиева моста, Чесменской колонны, Пирамиды, Адмиралтейства была тесно связана с работами по изменению очертаний берегов Большого пруда. Все перечисленные сооружения доныне остаются основными элементами пейзажа в районе Большого пруда. Но это было лишь началом создания пейзажного парка. Строительство парковых павильонов продолжалось во второй половине 1770-х и в 1780-х гг.

В ходе работ, так широко развернувшихся уже в самом начале 1770-х гг., перед паркостроителями снова возникла проблема обводнения Большого и вновь вырытых прудов царскосельских парков. Одних Виттоловских ключей оказалось для этого недостаточно. Следовало найти новые источники и соединить их каналом с Царским Селом. Предварительные изыскания и проектирование нового самотечного водопровода — Таицкого — возглавили инженеры-гидротехники Э. Карбонье и Ф. Баур. Строительство его началось в 1772 г. и закончилось в 1787 г.

Таицкие ключи находились на территории усадьбы А. Г. Демидова, Тайцы, или «Тайцы» (от слова «тальцы»—ключи),— в 16 километрах от Царского Села. Таицкий водопровод был сложным для своего времени инженерным сооружением. Вода из ключей поступала сначала в открытый канал, затем в подземную галерею, проложенную местами на глубине до 16 метров от поверхности земли. Длина галереи превышала 6 километров. Последний участок водопровода также представлял собою открытый канал.

«Привод воды» в Царское Село из Таицких ключей имел огромное значение. Вопрос о водоснабжении резиденции и обводнении водоемов, служивших лучшим украшением парков, был окончательно решен. В течение целого столетия Таицкий водовод обеспечивал Царское Село водой, пока рост городского населения не привел к необходимости замены его новым — из Орловских ключей близ Таиц. [Таицкий водопровод детально охарактеризован в записке: «Описание провода воды из Ганибальских ключей в Царскосельские пруды» (ЦГИАЛ, ф. 487, 1788 г., д. 72, лл. 3—11). История строительства водопровода освещена в брошюре А. М. Рундо: «Краткие сведения о состоящих в ведении Санктпетербургского округа путей сообщения водопроводных сооружениях Царского Села, Павловска и их окрестностей». Спб., 1913.]

В середине и во второй половине 1770-х гг. строительные работы возобновились и на территории Старого сада. Они внесли много новых черт в его облик. Из них наибольшее значение имела замена старой глухой каменной ограды Старого сада каналом.

Новый канал с плотниками, декорированными туфом, и набережной, огражденной легкой ажурной кованой решеткой, помимо утилитарного, имел художественное значение и украсил парк.

Вместо старых ворот в каменной ограде, находившихся напротив Большой оранжереи, Неелов возвел здание Эрмитажной кухни, служившее также воротами для въезда в Старый сад.

Вслед за Эрмитажной кухней в саду по проекту И. В. Неелова были построены Верхняя и Нижняя ванны.

Одновременно со строительством новых парковых павильонов на территории Старого сада велись работы по его благоустройству.

В 1778 г. два пруда в Старом саду, вырытые еще в 1720-х гг., были вычищены и с их берегов снята земля, «чтоб оные отложистее быть могли». [Рапорт И.В. Неелова 29 мая 1778 г. в Контору строения Села Царского (ЦГИАЛ, ф. 487, оп. 17, 1778 г., д. 1052, л. 24). Первоначально оба пруда были тождественными по размерам и конфигурации. Создание на месте одного из них круглого и двух полулунных прудов нарушило симметрию, но внесло в парковый пейзаж большее разнообразие.]

К 1778—1779 гг. относится окончание «поправки по фигуре назначенной на плане» ступенчатых Нижних прудов. По проектам архитектора И. Герарда между прудами были сооружены каскады с плотинами.

На южном берегу первого из Нижних прудов образовалась насыпная земляная гора. В 1779 г. ее склоны были обсажены деревьями, на вершине построена деревянная китайская беседка на цоколе из «дикого камня» (гранита). [ЦГАДА, ф. 14, д. 52, ч. 1, лл. 169—170.] Эта искусственно созданная гора носит название Трифоновой горки, по имени садового мастера Трифона Ильина.

К концу 1770-х гг. все работы на территории Старого сада, включая и внутреннюю отделку растреллиевского Грота, переименованного в Утренний зал, были закончены. [В 1782 г. в окнах и дверях Грота были установлены фигурные кованые железные решетки.]

Постройка Большого каприза — ворот при въезде в Царское Село по старой Петербургской дороге — положила начало созданию в Екатерининском парке и в Новом саду (позже Александровском парке) группы ложнокитайских сооружений, включавших Скрипучую беседку, Китайский театр, Крестовый мост, Китайскую деревню и ряд Китайских мостов.

В 1780—1790-х гг. важнейшие строительные работы в Царском Селе вели И.В. Неелов, Д. Кваренги и Ч. Камерон. Все трое оставили глубокий след в развитии ансамбля. Но переход проектирования в их руки не привел к резкому разрыву между тем, что создавалось в 1770-х гг., и тем, что появилось в Царском Селе в последней четверти XVIII столетия. Новые архитектурные мотивы и формы, выработанные мастерами зрелого классицизма, лишь постепенно вытесняли приемы, характерные для предшествующего времени.

Некоторые сооружения, начатые или задуманные в 1770-х гг., достраивались, а иногда и строились заново в точном соответствии с первоначальным замыслом. Такой, в частности, была судьба комплекса Китайской деревни, где Камерон явился лишь исполнителем проекта, разработанного за несколько лет до его приезда в Россию. То же было и с Большим дворцом, частичная перестройка которого велась уже с начала 1770-х гг.

Большой дворец не удовлетворял Екатерину И. Известны ее критические отзывы о нем. Еще в 1766 г. она писала одной из своих корреспонденток: «Вот уже семь дней как я живу на даче, в доме, который покойная Елизавета заблагорассудила вызолотить вне и внутри; в нем нет ни одного удобного кресла... нет даже возможности облокотиться на стол». [Письмо Екатерины II к Жоффрен, 15 января 1766 г. «Сборник русского исторического общества», т. 1, стр. 281.]

Новая перестройка Большого дворца коснулась не только интерьеров, но затронула внешний облик и изменила объемное решение дворца. [Работами, начатыми 24 июня 1773 г., руководил В.И. Неелов (ЦГИАЛ, ф. 467, оп. 73/187, д. 122, л. 40-41).]

В обширном цикле мероприятий по переделке дворца первым было уничтожение висячего сада между дворцовой церковью и правым флигелем и постройка на этом месте жилых помещений, предназначенных для сына Екатерины II — Павла Петровича.

В 1775 г. В.И. Неелов возвел на месте двух земляных бастионов у циркумференций, со стороны Нового сада, два симметричных каменных кухонных корпуса. [Черновик указа об этом Кашкину сохранился в ЦГАДА, ф. 14, д. 52, ч. 1, л. 156. Указ датирован 14 января 1775 г. (Ср.: ЦГИАЛ, ф. 487, оп. 21, 1748—1792 гг., д. 126, л. 27). Постройка кухонь закончилась летом 1776 г.] Постройка этих зданий, предельно простых по внешнему облику, не внесла диссонанса в ансамбль дворца.

Иной характер и иное значение имела пристройка ко дворцу в 1779—1784 гг. двух новых трехэтажных флигелей — одного у церкви и другого, симметричного ему, у бывшего оранжерейного зала, где в свое время Растрелли разместил парадную лестницу. Эта перестройка была вызвана тем, что дворец, несмотря на кажущуюся его необъятность, оказался недостаточно вместительным.

Два чрезмерно громоздких флигеля нарушили композиционный замысел Растрелли и его предшественника — Чевакинского.

Одновременно был переделан внутри корпус, где находилась парадная лестница, на месте которого появился ряд новых помещений. Вместо старой парадной лестницы была устроена новая, в центре дворца, там, где прежде был средний, так называемый «Китайский», или «Японский», зал. Отделка вновь созданных помещений, в том числе парадной лестницы, начатая Фельтеном и И. В. Нееловым, в конце 1779 г. была поручена Камерону.

Камерон создал две группы парадных апартаментов: одну в бельэтаже галереи, соединяющей церковь с правым флигелем дворца, а другую в корпусе, «где была парадная лестница».

В 1780 г. он исполнил проект комплекса сооружений, связанных в одно целое с дворцом, — Холодной бани с Агатовым павильоном, висячего сада и Камероновой галереи.

Участие Камерона в строительстве и формировании ансамбля не ограничивалось работами по дворцу и созданию группы связанных с ним зданий. По его проектам велись работы и на территории парков.

Кваренги также внес крупный вклад в строительство царскосельских ансамблей. Ему принадлежал проект одного из наиболее совершенных по композиционному замыслу парковых сооружений русского классицизма — Храма дружбы, или Концертного зала.

Близ белоколонного Концертного зала Кваренги построил небольшую кухню, имитирующую античную руину.

Одной из обязательных принадлежностей парков XVIII столетия, наряду с «мыльнями», были купальни под открытым небом. Характерным образцом такой купальни был павильон в Петергофе на Менажерейном пруду. [Купальня была построена в 1774—1776 гг. архитектором Фельтеном (ЦГИАЛ, ф. 467, оп. 73/187, д. 129, л. 13). Ср.: Н.И. Архипов и А.Г. Раскин. Петродворец. Л.— М., 1961, стр. 111.] В Царском Селе купальню, находившуюся между Рамповой аллеей и Большим прудом, проектировал и строил Кваренги. Прямоугольный в плане, бассейн имел в длину около 60 и в ширину более 20 метров. По его концам располагались высокие деревянные павильоны-лоджии, украшенные колоннами и пилястрами коринфского ордера. [Температура волы, поступавшей в бассейн, оказалась очень низкой, и купальней пользовались редко. В период Великой Отечественной войны она была почти полностью разрушена. Из двух павильонов-портиков в настоящее время восстановлен один. В послевоенные годы павильон купальни был перестроен и приспособлен под летний театр. Сведения о постройке купальни в ЦГИАЛ, ф. 468, оп. 352/1343, 1791 г., д. 53, № 72.]

В 1792 г. Кваренги приступил к постройке в Новом саду большого дворца, названного впоследствии Александровским.

Из числа зданий, возводившихся на территории царскосельских парков во второй половине XVIII столетия, Александровский дворец — самое крупное по размерам. Он был важнейшей из работ Кваренги для Царского Села.

Как Камерон, так и Кваренги, наряду с работами в царскосельских парках, приняли участие в создании нового города — Софии, на территории, прилегающей к Екатерининскому парку с юго-запада.

На Казанском кладбище в Софии в 1784 г. Кваренги построил церковь, в которой в 1786—1787 гг. было установлено изваянное скульптором Ж.Д. Рашетом надгробие над могилой фаворита Екатерины II — А.Д. Ланского. Церковь была задумана Кваренги как мавзолей. [Именной указ об отпуске средств на постройку церкви на кладбище в Софии был дан 19 октября 1784 г. (ЦГИАЛ, ф. 468, оп. 352/1343, 1784 г., д. 46, № 136). О разработке проекта дома для Ланского в Софии известно из письма Кваренги Л. Марквези. Письмо опубликовано в русском переводе в «Архитектуре СССР», 1934, № 3, стр. 65.]

Участие Камерона в строительстве Софии было гораздо более значительным. С его именем связывается исполнение проекта монументального каменного собора. [Вопрос о том, был ли Камерон автором осуществленного проекта собора в Софии, пока не выяснен. Известно, что собор строил И.Е. Старов. Трудно предполагать, что он лишь осуществил проект Камерона. «Находясь при архитекторе Старове безотлучно», наблюдение за работой вел каменного дела мастер Иероним Руска (ЦГИАЛ, ф. 468, оп. 400/512, 1787 г., д.365, л. 11-13).] Под его руководством строились обывательские дома в Софии. Новый город, почти полностью уничтоженный в начале XIX века, впоследствии возродился как один из районов разросшегося Царского Села.

После передачи Кваренги и Камерону наиболее ответственных работ в пригородных дворцовых резиденциях, круг проектной деятельности И.В. Неелова сузился, хотя диапазон его повседневной, практической работы продолжал по-прежнему оставаться очень широким. Он руководил не только строительными и ремонтными, но и садово-парковыми работами. Об этом свидетельствуют, например, документы о перепланировке им в 1783 г. восточного квадрата Нового сада. [ЦГИАЛ, ф. 487, оп. 13, 1782 г., д. 5, л. 60. Здесь были вырыты пруды неправильных очертаний и старая регулярная планировка заменена пейзажной.]

Постройкой Баболовского дворца Неелов положил начало созданию Баболовского парка.

В 1786—1787 гг. он возвел на Садовой набережной обширный манеж — одно из зданий, определяющих ансамблевый характер ее застройки. [Чертеж манежа, выполненный И.В. Нееловым, находится в собрании НИМАХ (Научно-исследовательский музей Академии художеств СССР). Сведения о постройке манежа — ЦГАДА, ф. 14, д. 52, ч. 2, л. 210, 215, ч. 4, л. 28. Первоначально деревянный манеж находился близ дворцовой церкви. Прямоугольное в плане здание манежа показано на плане Царского Села 1774 г. В 1777 г. его перенесли на новое место, близ Нижних конюшен. В 1778 г. Неелов построил между конюшнями и манежем каменные ворота — красивое декоративное сооружение в формах раннего классицизма. Проект каменного манежа был утвержден в декабре 1785 г.] Неелов показал себя в разработанном им проекте манежа большим мастером. Фасад манежа был декорирован тремя дорическими портиками. Боковые ризалиты увенчивались ступенчатыми аттиками с красивыми фигурными завершениями.

В 1788 г. Екатерина II утвердила исполненный Нееловым проект «великокняжеского» флигеля, или «каменного дома о четырех этажах, где ограда Знаменской церкви» — будущего Лицея. Флигель предназначался для дочерей Павла Петровича. В 1811 г. он был перестроен В.П. Стасовым, но его внешний облик сохранился до нашего времени почти без изменений.

Три крупных мастера работали одновременно в Царском Селе на протяжении двух десятилетий, каждый в своей индивидуальной манере. Их совместный труд способствовал обогащению ансамблей новыми сооружениями и все большему их совершенствованию.

К концу XVIII века ансамбль Екатерининского парка приобрел законченный облик. Старый регулярный сад и примыкающий к нему пейзажный парк, раскинувшийся от берегов Большого пруда до Подкапризовой дороги, слились в одно целое. Но к северо-западу от Большого и Александровского дворцов сохранялся почти не тронутый рукою архитектора и садового мастера обширный лесной массив Зверинца, утратившего к этому времени значение охотничьего заповедника. В 1810—1820-х гг. Зверинец был превращен в обширный пейзажный парк, который впоследствии вместе с регулярным Новым садом назвали Александровским.

Наряду с реконструкцией Зверинца, в первой четверти XIX столетия велись работы в Екатерининском парке, восстанавливался дворец, пострадавший при пожаре в 1820 г., отстраивались новые и переделывались старые здания по Садовой набережной и в черте города.

Два зодчих трудились в 1810—1820-х гг. в Царском Селе: В.П. Стасов — один из представителей русской архитектуры позднего классицизма и А. Менелас — шотландец по национальности, начавший свою деятельность в России в 1784 г. «каменного дела мастером». Архитектором царскосельского дворцового правления был в эти годы младший сын В.И. Неелова — Петр Васильевич, не обладавший крупным художественным дарованием.

Кроме этих трех зодчих, следует назвать архитектора Л. Руска. Как и Менелас, он около полутора десятилетий работал в России «каменного дела мастером» и лишь в самом конце 1790-х гг. выступил в качестве автора самостоятельных архитектурных проектов. Основными работами Руска для Царского Села были постройка Гранитной террасы в Екатерининском парке и достройка павильона близ Малого каприза, известного под названием Вечернего зала.

Проект сооружения Гранитной террасы, над пологим спуском к большому пруду, Руска разработал в 1809 г. Тогда же напротив террасы он построил Гранитную пристань. Оба сооружения превосходно вписались в пейзаж парка.

В 1816 г. недалеко от Гранитной пристани был сооружен фонтан, украшенный статуей «Молочницы с разбитым кувшином» работы скульптора П.П. Соколова. [В литературе обычно называют другую дату — 1810 г. Источником этой ошибки являются работы Яковкина. Между тем ассигнования на отливку статуи и выбор скульптора относятся к августу 1816 г. (ЦГИАЛ, ф. 471, on. 1, 1816 г., д. 564, л. 7).]

Почти одновременно с фонтаном в другой части Екатерининского парка, при въезде из Софии, близ Адмиралтейства, Стасов воздвиг монументальные ворота «Любезным моим сослуживцам» — памятник Отечественной войны 1812 года.

В 1821 г. ворота были перенесены на новое место — напротив дачи В.П. Кочубея, на дороге в Павловск, служившей продолжением Садовой набережной. Это оказалось возможным после присоединения к парку довольно большого участка за Трифоновой горкой. [В 1810 г. садовый мастер Буш представил смету на присоединение к царскосельским садам двух участков, оставшихся после сломки «кавалерского» и «крестьянского» домов (ЦГИАЛ, ф. 487, оп. 19, 1810 г., д. 1880, л. 546). Сохранились чертежи планировки нового участка сада, выполненные и подписанные П. В. Нееловым (ЦГИАЛ, ф. 485, оп. 9/2066, д. 14, 27, 30).]

В 1819 году в Екатерининском парке Стасовым были сооружены еще одни ворота — у Холодной бани, ведущие во Фрейлинский садик возле Камероновой галереи. Их называли «Новыми пудожскими», так как материалом для них послужил пудостский известняк.

К размещению новых объектов в Екатерининском парке зодчие первой половины XIX века подошли осторожно и тактично. Им удалось обогатить парк ценными в художественном отношении сооружениями, не исказив его облика, сложившегося в результате долгого творческого труда их предшественников.

В содружестве с зодчими работали и садовые мастера. Их задачей было поддержание насаждений, сохранение тех особенностей размещения древесных групп и подбора пород, которые обусловили красоту парковых пейзажей, созданных в 1770—1780-х гг. [Документы сохранили многочисленные подробности о посадках деревьев в Екатерининском парке в 1810—1820-х гг. В 1817 г. по обеим сторонам аллеи от Гатчинских ворот до выезда в Софию, у здания Благородного пансиона, вместо погибших берез было подсажено 316 дубов. Так возникли великолепные аллеи дубов вдоль границы парка, существующие поныне. См.: ЦГИАЛ, ф. 487, оп. 10, 1819 г., д. 32 и ф. 468, оп. 7/195, 1818 г., д. 505, л. 197.]

Создание пейзажной части Александровского парка сопровождалось постройкой ряда сооружений. В отличие от павильонов Екатерининского парка, они не носили увеселительного или мемориального характера. Некоторые из них имели утилитарное назначение, но во внешнем архитектурном оформлении этих зданий всегда учитывалась их роль в пейзаже.

В 1810 г. за пределами Зверинца, к северо-востоку от него, была построена небольшая царская ферма, где предполагалось содержать крупный рогатый скот лучших западноевропейских и русских пород и мериносов. Начиная с 1818 г. началась замена первоначальных деревянных построек на ферме каменными, но проектам архитектора Менеласа.

К ферме была прирезана часть полевых земель деревни Кузьмино. Прилегающая к ней часть парка стала называться Фермерским парком.

Несколько павильонов было построено Менеласом в северо-западной части Александровского парка, в частности павильоны для лам и для слонов. Украшенный башнями, павильон для слонов, подаренных Александру I бухарским эмиром и абиссинским негусом, был решен в формах индийской архитектуры.

В части парка между Ламским павильоном и фермой в 1827 г. был отведен участок под кладбище для павших лошадей «царского седла» и возле него возведено здание Пенсионерских конюшен для лошадей, «состоящих на пенсионе».

Постройка перечисленных зданий, так или иначе, была продиктована их утилитарным назначением. Иной характер носили три крупнейших сооружения Александровского парка. Это были — Монбижу, перестроенный для размещения в нем коллекции оружия и воинских доспехов и названный Арсеналом, Шапель — искусственная руина готического храма и Белая башня в юго-восточном бастионе Зверинца.

Решенные, как и малые павильоны, в формах готики, они имели, в сущности, лишь декоративное значение, но роль их в ансамбле парка была определяющей.

При въездах в Александровский парк Менелас построил несколько ворот, решив их как декоративные сооружения. В 1823—1824 гг. при въезде в парк с Красносельского шоссе он возвел два симметричных каменных павильона с чугунными воротами между ними. [Яковкин в «Царскосельском летописце» («Отечественные записки», 1827, ч. 31, стр. 333) датировал постройку ворот 1822 г. Архивные документы говорят о том, что средства на их постройку были отпущены в 1823 и 1824 гг. (ЦГИАЛ, ф. 487, оп. 10, 1823 г., д. 35, лл. 43, об., 73 об.). Проект Менеласа в ГЭ-ОР (Государственный Эрмитаж. Отделение рисунка), № 12919.]

Готический характер носит и Баболовская (Розовая) караулка на границе Екатерининского парка, у пересечения Баболовской дороги (Подкапризовой) и дороги в деревню Александровну. [Менелас построил ворота в 1825—1827 гг., в стиле классицизма. Две каменные караулки соединяла открытая колоннада из шестнадцати чугунных колонн. Ворота были сломаны в 1847 г., но одна из двух караулок, при въезде в Екатерининский парк, сохранилась. В 1848 г. ее фасады перестроил в формах готики архитектор Штакеншнейдер. Он же дал рисунок для сохранившихся поныне чугунных пилонов ворот, украшенных вазами.]

Еще одни, построенные Менеласом, ворота — Египетские оформили въезд в город по дороге из Петербурга через Пулково и Кузьмино.

Перепланировка Зверинца и создание пейзажной части Александровского парка предшествовали циклу проектных и строительных работ Менеласа в Петергофе, в Александрии. [Работы по планировке парка на даче «Александрия» начались в 1826 г. См.: Н.И. Архипов и А.Г. Раскин. Петродворец, стр. 27. Как и в Александровском парке, в Александрии было построено здание фермы, по проекту Менеласа, и готическая капелла, проект которой исполнил К. Шинкель.] Менелас не получил бы этого нового большого и ответственного задания, если бы результаты его работы в Царском Селе не встретили одобрения у современников.

Менелас полностью завершил работы по перепланировке Зверинца. В дальнейшем, вплоть до начала XX столетия, облик Александровского парка не изменялся и не дополнялся новыми сооружениями, если не считать небольшого памятника дочери Николая I — Александре, выполненного по проекту А. И. Штакеншнейдера в 1845—1846 гг.

В Екатерининском парке, на берегу Большого пруда, в 1850—1852 гг. архитектор И. А. Монигетти построил новое декоративное сооружение — Турецкую баню. По внешнему облику это здание с высоким минаретом и вызолоченным куполом, украшенным рельефными орнаментами, напоминает мечеть.

Постройка Турецкой бани на территории Екатерининского парка, сформировавшегося в XVIII столетии, к счастью, не нанесла ущерба стилистической цельности ансамбля. Она кажется отголоском характерного для XVIII столетия увлечения китайским, готическим, мавританским и другими архитектурными стилями.

В середине XIX века была перепланирована ближайшая к Зубовскому флигелю Большого дворца часть Екатерининского парка, где на месте луга, спускавшегося к прудам, вырытым еще в 1770-х гг., был создан «Собственный садик». Строительство садика началось в 1855—1856 гг. В 1862 г. он был расширен, а в 1865 г. Александр II высказал пожелание об устройстве в садике цветника, веранды и фонтана. Вход в него посторонним был запрещен уже в 1855 г.

Проект веранды и фонтана исполнил архитектор А.Ф. Видов. [Работы по их сооружению вела петергофская Гранильная фабрика (ЦГИАЛ, ф. 515, оп. 29, 1865 г., д. 64, лл. 43—44). История возникновения Собственного садика раскрывается в документах архива Царскосельского дворцового правления (ЦГИАЛ, ф. 487, оп. 6, 1855 г., д. 2559; 1862 г., д. 2560; 1865 г., д. 2562).] После его реализации характер Этой части парка резко изменился. Здесь возник тенистый сад с цветниками, фонтаном, многочисленными статуями и галереей-перголой, увитой диким виноградом. Но первоначальный замысел паркостроителей оказался нарушенным и искаженным. Исчезла перспектива на луг, с высящимся стройным Кагульским обелиском, — одна из наиболее эффектных в старом пейзажном парке.

Это была последняя попытка внести нечто принципиально новое в облик царскосельских парков. В дальнейшем, на протяжении ряда десятилетий, парки сохраняли свою планировку неизменной.

В первой половине XIX века, когда завершился длившийся более столетия процесс формирования ансамблей Екатерининского и Александровского парков, на территории царскосельской слободы, превратившейся в город, возник ряд сооружений, из которых некоторые имеют художественное или мемориальное значение.

Недалеко от Лицея, позади домиков, выстроившихся вдоль Садовой набережной, архитектор С.Л. Шустов построил в 1823 г. по переработанному им проекту Стасова здание Дежурных конюшен. В 1820—1828 гг. Стасов переделал фасады здания дворцовых оранжерей, а в 1819 г. — фасады дворцового манежа.

Во всех этих сооружениях, теснейшим образом связанных с ансамблем Екатерининского парка, служащих как бы кулисами перспектив, открывающихся из парка, получило отражение присущее Стасову пристрастие к лаконичным и суровым формам дорического ордера. Перестройка зданий оранжереи и манежа не вызывалась необходимостью. Она была уступкой новым художественным вкусам. Но и после этой перестройки Садовая набережная сохранила свой ансамблевый характер.

К той же строительной эпохе относится еще несколько зданий в разных районах города. Такова кордегардия у Московского въезда, сооруженная В. М. Горностаевым в 1829—1832 гг. [Истории строительства кордегардий у Московского въезда посвящена работа А.П. Науменко «Московские ворота в городе Пушкине». «Архитектурное наследство», вып. 7. Л., 1955, стр. 192—196.] Таков бывший католический костел на улице Васенко, возведенный архитекторами А. и Д. Адамини в 1825 г.

1827 г. датируется дом камердинера Китаева, связанный с именем А. С. Пушкина.

Город не богат сооружениями начала XIX века, привлекающими внимание высокой художественностью своего облика. Но вкрапленные в живую ткань городских кварталов, восставших из руин в послевоенные годы, они обогащают архитектурные пейзажи бульваров и улиц.

Строительная деятельность во второй половине XIX столетия не внесла в царскосельские ансамбли новых, ценных черт. Но с годами среди прогрессивных кругов русского общества все укреплялось и росло сознание их огромной исторической, мемориальной и художественной ценности.

В 1899 г. во всей стране было торжественно отмечено столетие со дня рождения А.С. Пушкина. 27 мая 1899 г. поэт И.Ф. Анненский на Пушкинском празднике в Китайском театре произнес речь «Пушкин и Царское Село», в которой раскрыл связь творчества великого поэта с городом, очень метко названным им одним из «урочищ Пушкинской славы».

В 1900 г. в Лицейском садике был открыт памятник Пушкину работы скульптора Р.Р. Баха — один из лучших памятников поэту.

После Великой Октябрьской социалистической революции многие виднейшие специалисты в области истории русского искусства приняли участие в работах по созданию в бывших царских резиденциях историко-бытовых и художественных музеев. Организация этих музеев была одной из самых ярких страниц в истории культурного строительства молодого Советского государства.

Во второй половине XIX и в начале XX столетия целостность многих дворцовых интерьеров в Царском Селе, Петергофе, Гатчине и других резиденциях была нарушена. В залах появились мебель, осветительные приборы и т. п., не соответствующие характеру их отделки. Многочисленные предметы обстановки XVIII века были убраны в кладовые из-за ветхости.

Коллективам сотрудников новых музеев предстояло, с одной стороны, восстановить историческое убранство дворцовых залов и их стилистическое единство, а с другой — сохранить комплексы помещений, представляющих выдающийся историко-бытовой интерес. Эти работы были завершены в основных чертах в 1918 г.

Уже в первые годы после Октябрьской революции в условиях гражданской войны, интервенции и блокады дворцы-музеи развернули широкую, подлинно массовую культурно-просветительную работу.

В собрании дворцов-музеев города Пушкина сохранился первый журнал для записи посещений Большого дворца, начатый в день его открытия 9 июня 1918 г.

В течение 1919 г. музеи Детского Села посетило свыше 64000 человек. В 1920 г. только за весенний и летний периоды число посетителей превысило 56 ООО. [«Дела и Дни». 1920, кн. 1, стр. 560.] В дальнейшем количество Экскурсантов продолжало неуклонно возрастать. Дворцы-музеи с их кадрами опытных экскурсоводов стали своеобразными школами эстетического воспитания трудящихся. За Два десятилетия, в 1920—1930-х гг., вышли в свет многочисленные популярные очерки о дворцах и парках города Пушкина, рассказывавшие о собранных во дворцах музейных сокровищах и разъяснявшие их художественное и историко-культурное значение.

В сентябре 1941 г. фашистские полчища подошли к стенам Ленинграда. Еще продолжалась Эвакуация музейных ценностей из пушкинских дворцов, еще велись работы по укрытию в земле мраморной и бронзовой скульптуры, когда 15 сентября фашистская артиллерия обрушила свой огонь на дворец и парки. В этот день были нанесены первые раны Большому дворцу. Один из снарядов попал в купол церкви, другой повредил помещения Малой столовой и рабочего кабинета Александра I. Вечером этого же дня от минометного огня сгорело здание Китайского театра в Александровском парке. 17 сентября фашистские захватчики ворвались в город Пушкин.

За два с лишним года хозяйничанья в оккупированном городе фашисты причинили ансамблям дворцов и парков огромные непоправимые повреждения. Только в Екатерининском парке ими было уничтожено более трех тысяч деревьев, т. е. свыше четверти общего их количества. В парке не осталось почти ни одного не поврежденного дерева. [Т. Б. Дубяго. К восстановлению Екатерининского парка в Пушкине. «Научные труды ЛИСИ», вып. 10. М.—Л., 1950, стр. 73.] Помещения Большого и Александровского дворцов подверглись разгрому и разграблению. Была снята и увезена облицовка стен знаменитой Янтарной комнаты, похищен наборный паркет Лионской гостиной, вывезены или уничтожены живописные плафоны, расхищены музейные ценности, оставшиеся не эвакуированными; погибло великолепное книжное собрание дворцов-музеев, насчитывавшее более 35 ООО томов. [А. Беляева. Город Пушкин. Л., 1944, стр. 65—86.]

В Большом дворце помещения нижнего этажа фашисты приспособили под гараж, дворцовую церковь использовали как стоянку велосипедов и мотоциклов. В марте 1942 г. во дворце возник большой пожар. Здание Александровского дворца было превращено в казарму, а его подвалы — в тюрьму для советских людей; перед главным входом во дворец, на площади, фашисты хоронили своих офицеров.

24 января 1944 г. наши войска, перешедшие в наступление, освободили город Пушкин. Страшная картина разрушения открылась глазам советских воинов.

«Поваленные деревья вековых парков, — писал Н. Тихонов, — лежали, как мертвые великаны. Обрывки старинной парчи, бархата и шелка носил ветер над дымом пожарищ. Картины и фарфор, растоптанные сапогами гитлеровцев, лежали в грязи разбитых аллей. Статуи без голов валялись в кустарнике. Огонь пожирал остатки домов. Горело вокруг все, что могло гореть». [Н. Тихонов. Ленинград в январе. Победа! «Красная Звезда», 1944, № 25 (5705) 30 января.]

В нижнем этаже Большого дворца и под Камероновой галереей были обнаружены одиннадцать авиабомб замедленного действия, взрыв которых должен был вызвать колоссальные разрушения. Бомбы были обезврежены.

Один из старейших советских музейных работников, историк русской культуры и искусства Н. П. Анциферов, описал город таким, каким он увидел его через полгода после освобождения, в июне 1944 г.

«Сарский дом» — это величайшее произведение русского искусства XVIII века, — писал Анциферов, — венчает теперь холм грандиозными развалинами своих блестящих и пышных зал. Снаружи дворец представляет громаду с пробоинами в стенах. У многих атлантов разбиты головы. Лепные украшения Растрелли изувечены. Сквозь пустые окна заметны обуглившиеся стропила. Внутри — обнаженные кирпичные, местами закоптелые стены. Местонахождение Зеркального зала или Серебряного кабинета можно определить только по счету пустых окон. Екатерининский дворец напоминает теперь руины дворца Септимия Севера на Палатинском холме в Риме или Термы Каракаллы за Капенскими воротами. Это руины тысячелетий. Когда, после изгнания немцев, музейные работники взобрались на второй этаж, где был сказочно прекрасный тронный зал, они увидели на остатках золотой резьбы по дереву притаившуюся сову... В углу зала, где не рухнул потолок, свисают обрывки расписного плафона. Там, где уцелел паркет, под ногами осколки хрустальных люстр, фарфоровых ваз, зеркал и той узорной резьбы, которая когда-то анфиладе дворца придавала вид золотого потока.

Только зеленая столовая, казавшаяся такой легкой и хрупкой, да еще лазурная дворцовая церковь и небольшой уголок Китайского зала свидетельствуют о былом блеске дворца и вопиют о диком варварстве неистовых врагов». [Н.П. Анциферов. Пригороды Ленинграда. М., 1946, стр. 73—74.]

Пострадали не только дворцы, но и большинство парковых павильонов, памятники, мосты и ограды.

Почти полностью была уничтожена артиллерийским огнем Белая башня, в руину превращен Баболовский дворец, пострадали от обстрелов и пожаров Арсенал, Павильон для лам, Красносельские ворота, Ферма, Китайская деревня, здания Федоровского городка, Верхняя и Нижняя ванны, Вечерний зал, Большая оранжерея, Придворный манеж, Нижние конюшни, Башня-руина, Чесменская колонна, Турецкая баня, Крестовый мост, Большой Китайский мост и другие сооружения.

В старейшем из зданий города Пушкина — Знаменской церкви фашисты уничтожили иконостас и вывезли старинные иконы.

Война еще не была закончена, когда начались работы по восстановлению парков — разборка завалов из дубов и лиственниц, засыпка противотанковых рвов, траншей и воронок, расчистка аллей и первые консервационные работы во дворцах и павильонах.

Музейные работники приступили к поискам и сбору отдельных фрагментов и деталей убранства дворцовых помещений, с целью их использования в качестве эталонов при предстоящей реставрации ансамблей.

17 июня 1945 г. Екатерининский парк был торжественно открыт для посетителей.

Те, кто знал парки Пушкина до войны и помнит их в первые месяцы после ее окончания, испытывают глубокое удовлетворение. За прошедшие годы исчезли зияющие раны, нанесенные городу и его паркам. Молодые деревья, посаженные в аллеях, вырубленных вражеской рукой в дни войны, разрослись, вытянулись стройными рядами и широко раскинули свои кроны. Парки вновь предстают перед нами во всей своей неповторимой красоте.

Реставрация поврежденных дворцов и павильонов оказалась более сложной и трудной задачей. В первую очередь были отремонтированы менее пострадавшие Александровский дворец и Лицей, а также здания, пригодные для немедленного практического использования — Нижние конюшни, Большая оранжерея, где, как и до войны, разместился Ленинградский сельскохозяйственный институт, и другие постройки на Комсомольской улице (Садовая набережная).

В Лицее был воссоздан по старым изображениям Актовый зал. Часть здания занял Мемориальный музей А.С. Пушкина.

Значительные по объему реставрационные работы проведены в Верхней ванне, где восстановлена роспись восьмиугольного зала, в Вечернем зале, Скрипучей беседке, Холодной бане, Камероновой галерее.

В 1957 г. под руководством архитектора А. А. Кедринского группа сотрудников Специальных научно-производственных реставрационных мастерских приступила к работе над проектом реставрации фасадов и интерьеров Большого дворца.

В июне 1959 г. с помощью вертолета строители установили над Большой галереей дворца одиннадцать металлических ферм, заменивших прежние деревянные. Оказавшийся удачным опыт применения вертолета для этой цели — новинка в истории отечественной строительной техники.

В процессе реставрации фасадов Большого дворца удалось сделать ряд важных наблюдений и открытий. Самым интересным из них была находка под толстым слоем штукатурки барельефов, украшавших фасады центрального корпуса, как со стороны парадного двора, так и со стороны сада, до их переделки по проекту Растрелли. Помимо художественной ценности барельефов, их находка важна как наглядное подтверждение исключительной сложности истории строительства дворца. Барельефы в настоящее время экспонируются на временной выставке, устроенной в залах дворца-музея.

Но до окончания реставрационных работ во дворце еще очень далеко. По существу, они только начаты. По мере реставрации отдельные помещения открываются для обозрения.

Непрерывный поток посетителей, желающих осмотреть парк и восстановленные залы дворца, свидетельствует не только об огромном интересе к дворцовому ансамблю и ведущимся в нем реставрационным работам, но и о подлинно общенародной любви к памятникам отечественного искусства.