Формирование садово-парковых ансамблей Москвы и Подмосковья

Древняя столица Русского государства и пригороды в радиусе нескольких десятков километров являются крупнейшим центром паркостроения в России. Здесь было сосредоточено множество дворянских усадеб, большинство из которых возникло в XVIII в., получило дальнейшее развитие в начале следующего века и позже постепенно пришло в упадок либо использовалось в соответствии с изменившимися социально-экономическими условиями. Однако многие сады и парки в значительной мере сохранились и являются ценнейшими памятниками русской культуры и искусства, объектами массового туризма и экскурсий. Ряд московских и подмосковных усадеб относительно хорошо изучен, пользуется особым вниманием ученых-искусствоведов, историков, архитекторов и других специалистов, например Кусково, Архангельское. Некоторые другие усадьбы не столь широко известны, но представляют не меньший интерес. Среди них Измайлово и Головинский сад (Анненгоф) — царские хозяйственные и представительские поместья, Кусково, Останкино, Архангельское — «знатнейшие и богатейшие» (по выражению А. Т. Болотова) усадьбы высшей аристократии. Значительно более скромны по своим размерам и «великолепию» такие усадьбы, как Вороново. Особо рассмотрены парки, представляющие интерес как ценные ботанические коллекции (в поместьях Демидовых и Разумовских). Остафьево выделено как своеобразный культурный и художественный центр XIX в. Горки Ленинские — одна из рядовых и относительно поздних подмосковных усадеб, приобретшая в наше время особое мемориальное значение.

Кроме типологических характеристик, учитывались и другие факторы, такие, как расположение ансамбля или время его основания и расцвета. Часть примеров представляют ранние периоды развития русского садово-паркового искусства, другие отражают преимущественно XVIII—XIX вв.

К сожалению, среди литературных источников, имеющих отношение к Москве и Подмосковью, мало таких работ, которые имели бы своей главной целью описание или анализ собственно парков и садов. Большинство публикаций раскрывают по преимуществу лишь исторические или архитектурные стороны нашей темы и редко касаются самого процесса возникновения и развития ансамбля парка в целом. Мы старались в какой-то степени восполнить этот пробел.


«Красные» огороды и зверинцы Измайлова. Измайлово (в прошлом — селение, лежащее в 9 верстах от Москвы, за Семеновской заставой) впервые упоминается в писцовых книгах за 1571 и 1574 гг. В 1609 г. оно приобретает значение военного укрепления на ближних подступах к Москве. В 40-х годах XVII в. Измайлово известно как вотчина боярина И.Н. Романова, прадеда Петра I. Позже оно становится дворцовым «царским селом», и с 1663 г., когда царь Алексей Михайлович решает завести здесь образцовое хозяйство, начинается период его бурного развития. «Задумав устроить хозяйственный хутор в обширных размерах, царь избрал село Измайлово. В хозяйственном отношении выбрать место лучше было нельзя: здесь представлялись все удобства по всем частям хозяйства, также и для садоводства, которое впоследствии заняло в Измайловском хозяйстве весьма видное место» [Забелин, 1873. С. 22].

Центр усадьбы расположился на берегах р. Серебрянки, точнее, на острове, образовавшемся после строительства в 1667 г. обводного канала и нескольких запруд. Здесь на месте старых ветхих строений в 1665—1669 гг. появляется новый деревянный дворец с многочисленными службами. Он представлял собой живописную группу бревенчатых хором-теремов с высокими кровлями, украшенными декоративными вышками. Дворец окружали сады с галереями-«гульбищами» и разнообразными хозяйственными постройками. Двор обносится деревянными стенами с воротными башнями. Он занял центральную часть острова и был связан в нескольких точках с берегом мостами. Положение двора в центре острова, несмотря на появление в будущем новых объектов (Покровского собора и других), сразу предопределило общий характер планировки усадьбы: сгусток строений по периметру двора-крепости, открытое пространство в центре, отдельные сооружения во внешнем «поясе» острова.

Первый период развития Измайлова, относящийся к годам правления Алексея Михайловича, наиболее интересен для нас как образец создания крупнейшей благоустроенной царской усадьбы. Она была задумана как место, где будет показан пример ведения сельского хозяйства, с тем чтобы в дальнейшем распространить этот опыт во всем Российском государстве. Царь, выступавший здесь в качестве хозяина- помещика, поощрял нововведения в полеводстве, садоводстве, здесь было создано более 30 рыбоводных копаней и запруд, полотняное, стекольное и чугунолитейное производства, аптекарский огород, предприняты попытки организовать тутовое шелководческое хозяйство, акклиматизировать в условиях Подмосковья южные культуры. В поймах располагались огороды, среди липовых рощ и лугов — пасеки. Царские пашни раскинулись на 2 тыс. десятин земли. На хозяйственных дворах появляются разнообразные постройки-риги, амбары, тока, винокурни и т. д.

«Обширная Измайловская равнина так понравилась царю, что он завел на ней два сада, один на манер итальянский, а в другом построил огромное здание (дворец) с тремя стами малых со шпицами башен. ...Он поставил себе правилом бывать в нем по крайней мере раз в неделю, чтобы посмотреть, не надо ли еще чего прибавить для его украшения»,— писал один иностранный путешественник, посетивший Измайлово [Шамурин, 1912. С. 22].

Измайлово — первый в стране ботанический сад, который явился образцом будущих научных учреждений такого типа. Сюда доставлялись иноземные растения и представители флоры различных областей России. Известно, что в 1665—1666 гг. из числа стрельцов выбираются люди, имеющие опыт в садоводстве, они направляются в русские города, которые славились своими успехами в выращивании фруктов, с тем чтобы отобрать плодовые деревья для посадки в Измайлове. В 1670 г. в Измайлове были высеяны семена хлопчатника, привезенные садовником Ф. Г. Аносовым. Четыре года спустя был отправлен в экспедицию за «заморскими» семенами, деревьями, травами астраханец И. Савельев. При закладке Виноградного сада сюда доставляются кустарники из Киева, Астрахани, Чугуева.

Широко были представлены и декоративные растения. И.А. Забелин [1873] сообщает о разведении в измайловских садах белых лилий, махровых пионов, тюльпанов, гвоздик.

И.М. Снегирев [1877. С. 15—16] на основании изучения старинных писцовых книг писал: «Как зверинцы в Измайлове славились многими, тогда еще весьма редкими и диковинными предметами из царства животных, равно и сады и огороды его — аптекарскими и хозяйственными растениями. Вдоль по берегу речки Серебрянки, или Серебровки, против деревянного дворца, простирался на 33 сажени регулярный сад, от которого и теперь остались еще следы — кустарники шиповника, барбариса, крыжовника, сирени и разных цветов. Позади дворца, на северной стороне за прудом, насажден был царем Алексеем Михайловичем виноградный сад... Еще и до сих пор здесь уцелели аллеи двухвековых лип. Впоследствии здесь был воксал, где давались блистательные собрания...».

Известны имена некоторых мастеров, которые занимались разведением измайловских садов, это Никита Ермолаев, Федор и Прохор Антоновы, Федор Исаков, Павел Чистяков, монахи Филарет, Геннадий, Анофрий, Григорий. В моменты наибольшего разворота работ к ним привлекались, кроме измайловских, садовники из Воронежа, Тамбова, Лубен, Киева и других городов.

Вместе с русскими садовниками над разведением растений трудились мастера из Германии И. Капмир, Г. Хут, Д. Давид. Живописец Петр Энглезис уже в 1670-х годах украшал сады Измайлова своими «перспективными» росписями. Разнообразные водные устройства, вся сложная система прудов, плотин, водяных мельниц и каналов строились под наблюдением мастеров Якуба Янова и Моисея Терентьева.

На всю Россию и далеко за ее пределами славились измайловские сады: Виноградный, Аптекарский, Просянский, Круглый, Островской, лабиринт Вавилон. Это были одни из первых в России регулярных садов, в которых утилитарное начало сочеталось с художественным. К сожалению, они не сохранились, однако имеющиеся иконографические материалы и отзывы современников позволяют представить в общих чертах устройство некоторых из них.

К северу от острова, где располагался Государев двор, на правом берегу пруда был устроен так называемый Виноградный сад. Он был спланирован в виде ряда квадратов, вписанных один в другой. В них последовательно от периферии к центру располагались полосами участки, занятые гречихой, рожью, овсом, коноплей, ячменем, пшеницей, маком, смородиной белой, черной и красной, малиной, яблонями и «немецкими» травами и цветами. На каждом из углов квадрата показаны посадки в виде концентрических кругов, где произрастают «царские» груши, сливы, вишни. Хотя сад и предназначен для сельскохозяйственных культур, несомненно, что он выполнял и эстетические функции. На это указывает узорчатость рисунка плана, «видное» расположение сада на берегу пруда и, главное, обдуманность цветовых сочетаний плодовых деревьев, кустарников и травянистых растений. Например, центральная часть выделялась яркой полосой цветущего мака шириной 10—12 м, расположенной между пшеницей и смородиной. Здесь же находились беседки, которые были «писаны красками», и галереи для прогулок в ненастную погоду. Таким образом, хотя сад и имел утилитарное назначение, его художественной организации также уделялось большое внимание.

Эта особенность присуща и другим регулярным измайловским садам. К югу от центра усадьбы расположен круглый Аптекарский сад диаметром 280 м. Он состоял из 10 правильных секторов, разбитых двумя кольцевыми дорожками на участки с разными растениями [Палентреер, 1956]. Декоративный эффект достигался чередованием овощных культур, цветущих кустарников, трав и деревьев, высаженных концентрическими кругами. Среди кустов шиповника и барбариса выделялись грядки мяты, гвоздики, мака, васильков, капусты, гороха и т. д. Широкие (до 6 м) дорожки сходились к центральной круглой площадке сада.

Просянский сад был устроен на пустоши, в глубине лесного массива. Он, как и Виноградный, представлял систему квадратов, но в отличие от него имел более четкую трехчастную структуру. В ней выделялся внешний пояс из полевых сельскохозяйственных культур (лен, просо, рожь, овес, горох, гречиха, пшеница, ячмень), большая центральная площадка, предназначенная для отдыха, и обрамляющая ее полоса из рядов плодовых деревьев (яблони, сливы, груши, вишни). В середине центральной площадки находился раскрашенный терем с арками, вокруг которого располагались фигурные фонтаны, изображающие сказочных зверей, а за ними 12 цветников. Рисунок цветников весьма напоминает рисунки русских изразцов, в чем С.Н. Палентреер [1956] справедливо усматривает прямое воздействие орнаментального искусства. И когда сегодня любуешься пышной изразцовой декорацией Покровского собора, богатым многоцветным узором его глав, затейливым рисунком керамики на стенах Мостовой башни, такое предположение кажется весьма вероятным.

Благодаря шахматной посадке деревьев и внешней живой изгороди из смородины центральная часть композиции практически не просматривалась извне. Такая замкнутость, зрительная изолированность были традиционными и отвечали настроениям первой половины XVII в. Интересно, что отсутствие внешних перспектив компенсировалось установкой перспективных картин-декораций [Шамурин, 1914].

Большой интерес представляет и план «Потешных палат с садом», который разделен на квадраты-куртины с плодовыми кустарниками, деревьями, цветами. Каждый из квадратов отличался особым рисунком. Центральный имел вид лабиринта, а все вместе они образовывали в плане крестообразную фигуру.

Своеобразная узорчатость планировки свойственна и другим элементам усадьбы. Так, известны чертежи «водных» садов, предназначенных для водоплавающей птицы. Один из них представлял собой большой круглый бассейн, связанный протоками с пятью маленькими водоемами, расположившимися вокруг большого. Каждый из них, в свою очередь, был окружен 5 птичьими домиками. Весь участок сада был обнесен внешней стеной, также имевшей круглую форму в плане, и делился внутренними оградами (по радиусам) так, чтобы в каждом участке-секторе имелось по одному водоему. Возможно, такой подход к планировке даже таких сугубо утилитарных частей усадьбы, как вольеры для птицы, был связан с тем, что их показывали в качестве образцовых гостям. Да и сами хозяева иногда, по свидетельству современников, брали на себя в качестве развлечений некоторые хозяйственные заботы — подкармливали рыб, птиц и т. д. Отдых и трудовые процессы в усадьбе еще не требовали тогда полного размежевания. Не случайно, на планах измайловских огородов, например у Просянской плотины, намечены регулярные аллеи, показаны места расположения беседок. «Рыбу доставляли царскому двору пруды... в одном насажены были стерляди, в другом щуки и карпии, в третьем караси, окуни и лини. Царевны сами пускали туда щук и стерлядей с золотыми сережками, забавлялись сзыванием рыбы по звону колокольчика к берегу на корм» [Снегирев, 1877. С. 35].

Помимо регулярных садов и прудов Измайлова, большой интерес представляют и его зверинцы. «Изо всех русских зверинцев в XVII в. самый обширный и главный был Измайловский. Он примыкал к западной стороне дворца: в нем держали лосей, кабанов, волков, медведей, лисиц, дикообразов, ослов, лошаков, сибирских и американских оленей, львов, тигров, барсов, рысей и соболей. К нему принадлежал птичий двор, где водились царские лебеди, китайские гуси, павлины, английские куры, утки и другия редкие птицы» [Снегирев, 1877. С. 33—34]. Позже по указу императрицы Анны Иоановны в 1731 г. был основан еще один зверинец в южной части поместья, у Владимирской дороги. Здесь на высоких соснах в «Цапелышке» привезенные птицы вили себе гнезда, сюда же из Астраханской губернии, Шамахи и Дербента доставлялись дикие козы, сайгаки, серые куропатки, олени, кабаны и другие «разные живые звери».

Интересно, что долгое время (во всяком случае, до 1775 г.) существовал еще и старый зверинец, основанный при Алексее Михайловиче. Да и весь большой Измайловский лесной массив (даже сейчас его площадь достигает 1200 га) также назывался зверинцем. В этом охотничьем царском заповеднике жили лоси, кабаны, волки, лисицы. На специальных охотничьих дворах в лесу разводили дичь, вблизи одного из прудов, получившего в дальнейшем название Олений, содержались царские олени. Большие псовые охоты на волка, медведя, зайца устраивались в измайловских лесах вплоть до Отечественной войны 1812 г.

Во второй период формирования измайловского комплекса при царе Федоре Алексеевиче строятся основные здания усадьбы, но одновременно несколько падает интерес к созданию новых садов. Усилия хозяев усадьбы сосредоточены теперь на самом острове. За короткое время, с 1678 по 1681 г., строятся церковь Иоасафа, Покровский собор, который сохранился до наших дней, деревянная ограда двора заменяется каменными стенами с 7 воротами (из них уцелело 2), появляется каменный арочный мост.

В 1681 и 1701 гг. дважды перестраивается и сам дворец. В новом своем виде он уже меньше напоминает древнерусские терема. Известная гравюра работы И. Зубова, выполненная в конце 20-х годов XVIII в., дает общее представление о том, как выглядел дворцовый комплекс Измайлово.

Композицию измайловского комплекса в этот второй период его развития можно оценивать только в контексте эволюций русской усадьбы от ее древнего, вернее, средневекового типа к типу, характерному для второй половины XVII в. Измайлово во многих отношениях явилось неким переходным звеном, в котором при общем традиционном решении наметились и некоторые новые свойства, которые позже проявят себя в таких дворцово-парковых ансамблях, как Головинский сад, Люберцы, Тайнинское и др.

Как и в других древнерусских царских загородных усадьбах, здесь все еще утилитарные функции преобладают над представительскими. Пространственная организация Государева двора замкнута и как бы обращена вовнутрь, почти изолирована от внешнего окружения. Да и сам деревянный дворец представляет собой сложный конгломерат хором, крытых переходов, высоких крыш, крылец на колонках, шпилей и т. п.

Но здесь в 70—80-е годы XVII в. уже проявились признаки перемен, явные черты новых тенденций. Дворец стал выше, компактнее, наряднее, будучи деревянным, он раскрашивается как каменный. Он явно тяготеет к реке, поставлен на вершине пологого берегового склона, с верхнего этажа открываются виды на пруды и плотины. Монументален пятиглавый собор, напоминающий Успенский в Кремле, подчеркивают торжественность подъезда к дворцу трехарочные Передние ворота, которые решены как пышная и в отличие от аналогичных ворот в Коломенском симметрично организованная композиция.

Симметричность Передних ворот подчеркивает главную композиционную ось ансамбля, которая проходит через весь остров с юго-востока на северо-запад, начинаясь у собора, пересекая пространство Государева двора и выходя к западной оконечности острова и самому широкому месту Виноградного пруда. Правда, эта ось несколько «сбита» вблизи Передних ворот, проходит мимо дворца, но тем не менее явно ощущается как главное направление пространственного развития ансамбля и подкрепляется положением долины Серебрянки, которая как бы связывает ядро усадьбы с ее отдаленными территориями.

Арочный каменный мост и Мостовая башня, некоторые другие архитектурные элементы усадьбы, внушительные по размерам, обильно декорированы и свидетельствуют о том, что эстетической стороне дела уделяется все больше внимания.

Сделаны ж первые шаги к территориальному отделению парадной, дворцовой части Государева двора от хозяйственной — появляется еще одна, внутренняя, ограда с белокаменными резными воротами (в начале XIX в. перевезены на Преображенское кладбище).

В фасадах воротных башен, в церкви Иоасафа уже проступают черты нарождающегося нового московского стиля, который в дальнейшем получает название «нарышкинское барокко». Общая панорама измайловского острова становится более нарядной и жизнерадостной. Это как бы сказочный городок в серебристой оправе прудов. Над низкими служебными корпусами и огородами возносятся высокие, пестро раскрашенные крыши дворца, шатры башен, главы церквей, а вокруг — зеленые луга, рощи, арки мостов, веер дорог, связывающих Измайлово со смежными усадьбами: Перово, Кусково, Головинским дворцом. Интересно отметить, что некоторые из этих древних дорог «живы» и поныне. Они оказались чуть ли не самыми устойчивыми элементами планировки усадьбы, например широкая и прямая, обсаженная березами дорога на Перово (которая стала сейчас главной аллеей Измайловского парка).

Сады Измайлова представляют собой замкнутые, локальные образования. Но это уже не утилитарные «огороды», а, как мы видим, развитые регулярные композиции. К тому же в некоторых из них, например в Просянском, намечаются некие осевые направления — аллеи, связанные со структурой усадьбы в целом. Конечно, они не соединены еще тесно с самим дворцом единым приемом, но современники упоминают о существовании небольшого сада, расположенного между дворцом и южной стеной Государева двора; возможно, это были экзотические растения в кадках, выносимые из оранжерей к окнам царских палат. Да и на гравюре Зубова дворец показан на фоне рощи, и едва ли это соседство было случайным, возможно, традиционное их разъединение уже сменялось желанием увязать теснее оба важнейших элемента усадьбы. Наконец, не будет ошибкой считать, что и сама разветвленная водная система — долина р. Серебрянки, ее притоки, пруды и каналы — являлась той связывающей основой, которая пространственно объединяла все обширные угодья усадьбы с ее архитектурным центром даже при отсутствии выраженных композиционных осей — прямых аллей и дорог (за исключением дороги от центра усадьбы на Перово).

С начала XVIII в. наступает длительный период упадка в развитии измайловского ансамбля. Центр строительной деятельности надолго переносится в Петербург, а в Москве она ограничивается в основном головинским дворцово-парковым комплексом. Однако в эту пору измайловские сады, согласно сведениям И. М. Снегирева [1877. С. 233], явились «разсадниками для других садов в России... В 1703 г. Петр I из Шлиссельбурга писал Стрешневу: «Из села Измайлова послать осенью в Азов коренья всяких зелий, а особливо клубнишного и двух садовников, дабы там оныя размножить». В 1704 г. царь повелел ему же «прислать в С.-Петербург, не пропусти времени, всяких цветов из Измайлова, а больше тех, кои пахнут». Аптекарский сад близ Сухаревой башни, на Балкане, разведен большею частию из Измайловского». Село Измайлово лишилось своих представительных функций, но иногда использовалось членами царской семьи как место летнего пребывания. Здесь еще устраивались псовые охоты и даже, как было сказано выше, был заведен новый зверинец, но постепенно ветшали старые постройки, зарастали пруды, заглохли сады. В 1765 г. был разобран дворец, от которого остались лишь каменные фундаменты.

С начала XIX в. начался процесс территориального распада имения — например, бывший Виноградский сад был передан Александром I частным лицам. Долгий период «забвения» Измайлова продолжался почти полтораста лет. В 1839 г. было решено учредить здесь военную богадельню. Ее строительство во многом изменило исторически сложившийся ансамбль. По проекту К.А. Тона, на измайловском острове с 1839 по 1859 г. воздвигается комплекс жилых и служебных зданий. Он включает три трехэтажных жилых корпуса, примкнувших к Покровскому собору, несколько одно- двухэтажных хозяйственных и жилых помещений, закрепивших границы бывшего Государева двора.

Были проведены и работы по благоустройству территории острова: создан новый сквер с цветниками и чугунным фонтаном напротив Передних ворот (1859 г.), перекинут новый мост через р. Серебрянку с новой чугунной Триумфальной аркой, отмечающей главный подъезд (1859 г.), организована сеть пересекающихся в одном центре дорожек во дворе усадьбы и т. д. Возобновились посадки в липовом «парке», примыкающем к берегу Виноградного пруда, вновь проложены аллеи по южной бровке острова, откуда раскрываются виды вдоль долины Серебрянки. Удалось вернуть и территорию бывшего Виноградного сада. Однако территории зверинца в конце XIX в. частично застраиваются дачами, вокруг него строятся рабочие слободы, началась постепенная деградация Измайловского лесного массива. Одновременно он все шире использовался населением для воскресного отдыха, происходило превращение зверинца в городской лес.

Следующий период формирования паркового ансамбля Измайлова связан уже с организацией здесь в 1931 г. парка культуры и отдыха. Первоначально было освоено около 200 га в западной части зверинца, где разместились временные постройки для обслуживания массового отдыха трудящихся. Вся остальная часть измайловского зверинца вплоть до шоссе Энтузиастов, бывшего Владимирского тракта, сохраняла свой природный характер, не была затронута и историко-архитектурная часть ансамбля, располагавшаяся на острове.

В середине 1930-х годов был разработан проект планировки парка, охвативший площадь 1350 га (авторы М.П. Коржев и М.И. Прохорова). Глубинные пространства в проекте рассматривались как леса общегородского значения и были названы авторами «Парком пейзажной архитектуры». По периферии располагались парковые центры разного назначения, которые не подавляют, а лишь дополняют естественный облик лесного массива, в том числе яхт-клубы, открытые театры, пляжи и пр. Намечалось активно освоить северо-западную часть участка для создания там, поблизости от старинной усадьбы, комплекса всесоюзного стадиона. Вдоль р. Серебрянки предполагалось воссоздать уже в более крупных масштабах каскад старых прудов. У северных, западных и южных границ парка со стороны жилых районов было решено организовать несколько входов, где начинаются основные аллеи-просеки и прогулочные маршруты. Прогрессивные принципы функционального зонирования парка подкреплялись тщательной архитектурной и пейзажной проработкой его центров и планировочных осей, продумывался характер эмоционального воздействия на посетителя разных типов ландшафтного окружения — на берегу озера, среди густого леса, на полянах и т. д.

В предвоенные и послевоенные годы парк активно развивался. Особое значение имело строительство станции метро «Измайловский парк», которая была закончена в годы войны. После ввода ее в эксплуатацию посещаемость парка резко возросла и он приобрел значение зеленой здравницы города, ее самого крупного массива. На территории парка расположились такие объекты, как массовое поле, выставочные павильоны, спортивный городок, станция юннатов, однодневные дома отдыха, эстрады, рестораны и т. д.

Строительство стадиона в северо-западной части парка было завершено лишь к 1980 г. — моменту проведения Московской Олимпиады. Тогда же вблизи станции метро и стадиона был сооружен огромный комплекс туристских гостиниц. Его многоэтажные корпуса явились новой архитектурной доминантой в районе заповедной усадьбы. Они воспринимаются со многих аллей и площадей парка как ведущий зрительный ориентир, в том числе и от стен бывшего Государева двора. Город подошел к историческому ансамблю и с северной стороны, теперь старинные постройки Измайлова утеряли свою обособленность и со многих точек неизбежно сопоставляются с грандиозными формами современной архитектуры.

Подобное резкое изменение условий восприятия исторически сложившегося ансамбля становится в последние годы характерным для Москвы. В аналогичных условиях находится теперь Останкинский дворец рядом с башней Телецентра, старинный Нескучный сад на фоне нового здания Академии наук СССР, Краснопресненский парк у подножия огромного Центра международной торговли и т. д. В связи с этим обостряется задача обеспечить не только зрительное взаимодействие старых и новых объектов, но и определенную композиционную самостоятельность, цельность памятников, «визуальную защиту» от городского окружения хотя бы в некоторых внутренних зонах исторических ансамблей.

В последние годы развернулись реставрационные работы на острове. Обновлены фасады Покровского собора, Мостовой башни, восстановлены многие сооружения Государева двора, благоустроены берега Виноградного пруда, высажена молодая березовая роща в юго-западной части острова. Однако создание нового спорткомплекса с павильоном непосредственно перед Задними воротами, нарушило исторически сложившийся пейзаж острова в его западной части. Здесь более уместно создание плодовых и декоративно-цветочных садов, напоминающих древние «огороды», прогулочных аллей, открытых газонов, обзорных площадок.

В 1979 г. Измайловский парк объявлен памятником садово-паркового искусства и принят под государственную охрану. В связи с этим в 1981 г. разработан и утвержден новый проект планировки парка, который развивает основные положения проекта 1930-х годов, но дополняет их новыми мероприятиями, соответствующими современным задачам. Основные усилия теперь направлены на сохранение природного облика этого популярного парка, восстановление некоторых утраченных исторических элементов старого зверинца и сохранение того, что уцелело, например кольцеобразного вала вокруг Оленьего пруда. Этот объект, а также некоторые пруды и старые плотины вошли в состав особо охраняемых «зон особой исторической ценности», которые выделены в северо-западной, северо-восточной, юго-восточной частях парка, а также и в его центре, на месте бывшего Просянского пруда.

Большое внимание уделяется обогащению флоры парка, формированию пейзажа полян, прудов, лесных просек, прокладке пешеходных маршрутов, связывающих Измайлово с соседними зелеными массивами — Балашихинским, Терлецким и др.

Одна из наиболее трудных задач — это восстановление единства измайловского острова с лесным массивом парка, которое было потеряно отчасти в связи со строительством метро и жилых домов, отчасти из-за постепенного зарастания лугов вдоль р. Серебрянки. Еще лет 30 тому назад контуры собора и башен хорошо просматривались со стороны леса, сейчас затруднено не только пешеходное сообщение, но и визуальные связи между ними.

Измайловский парк с его старинной усадьбой приобрел важнейшее значение не только как «зеленая здравница» для тысяч жителей Москвы, но и как уникальный природный, культурно-исторический и архитектурный памятник столицы. Он вошел в систему ее общественных центров, становится одним из интереснейших туристических объектов.

В заключение подчеркнем, что сады и зверинцы древнего Измайлова, его архитектурные, хозяйственные сооружения уже давно привлекают внимание исследователей [Собачков, 1864; Забелин, 1873; Снегирев, 1877; Шамурин, 1912, 1914; Некрасов, 1923; Коржев, Прохорова, 1935; Рзянин, 19506; Кругликов, 1959; Тихомиров, 1955; Тиц, 1964; Головкин, 1981; и др.]. 

Большая работа по сбору и анализу материалов, относящихся к садам Измайлова, проведена, например, С.Н. Палентреер [1956]. Найденные ею в архивах графические материалы XVII в., включающие генеральные планы, детальные чертежи отдельных садов, огородов, зверинцев, были сравнены с межевыми планами XVIII в. и современной топографией местности. Это позволило дать более подробную характеристику композиционно-художественной организации садов усадьбы.

Исследования позволяют сделать вывод о том, что измайловский опыт оказал и продолжает до сих пор оказывать заметное воздействие на развитие садово-паркового искусства. Так, водные устройства Измайлова, без сомнения, повлияли на дальнейшее строительство садов и парков в Москве. Неподалеку, в Лефортове, на берегах р. Яузы, в которую впадает Серебрянка, в начале XVIII в. формируется сложная система каскадов-водоемов, в которых учитывается опыт мастеров Измайлова, сумевших впервые в России создать систему плотин, каналов, больших и малых прудов.

Опыт художественного оформления плодовых садов, огородов, хозяйственных водоемов использовался неоднократно. Достаточно сослаться на пример Всесоюзной сельскохозяйственной выставки 1939 г. в Москве. Многие открытые площадки с делянками-экспонатами па этой выставке были решены по примеру измайловских садов и «огородов» как небольшие пейзажные композиции.


Сады на Яузе. На грани XVII и XVIII вв. у р. Яузы в Немецкой слободе почти одновременно возникают две крупные репрезентативные усадьбы, в которых наряду с традиционными чертами проявляют себя новые веяния петровского времени.

На высоком правом берегу реки в 1691— 1699 гг. строится дворец с регулярным садом. Он подарен Петром I своему любимцу Ф. Лефорту. Напротив и несколько ниже по течению реки в 1702 г. появляется усадьба другого сподвижника царя — Ф.А. Головина. Со временем они образуют единый крупный дворцово-парковый комплекс, доминантой которого в середине XVIII в. станет известный ансамбль Анненгоф. Формирование этого комплекса отличается особой сложностью и противоречивостью, в нем поочередно отразились самые разнообразные художественные тенденции, которые сменяли друг друга на протяжении более чем 50 лет.

Строитель лефортовского дворца «каменного дела художник» А.В. Аксамитов расположил его лицом к реке, у самого берегового обрыва. С широкой террасы у главного фасада лестницы вели в Нижний сад с прудами прямоугольных очертаний, отделенных дамбами от р. Яузы. К этому имению была приписана и роща-зверинец на левом берегу реки, где также были созданы искусственные водоемы. Таким образом, Лефортовский парк охватывал обе стороны долины реки и в его планировке проступали, правда еще не вполне определенно, черты нового стиля, который вскоре — всего через несколько лет — в полную меру и в гораздо больших масштабах проявит себя во многих ансамблях Петра I и его сподвижников — в Летнем и других ранних садах Петербурга. Дворец был выполнен в формах «нарышкинского» барокко, характерных скорее для предыдущего переходного этапа. Его интерьеры отражали сложившийся веками образ жизни — покрытая изразцами огромная печь посреди зала, «парсуны» на стенах, узкие, редко расставленные оконные проемы. Признаком грядущих перемен были строгая симметричность и трехчастная композиция фасада. Классические пилястры делали дворец непохожим на обычные боярские хоромы. Главным же достоинством усадьбы было активное включение в ансамбль водного пространства. Здесь вода — один из важнейших его компонентов. Дворец явно рассчитан на восприятие его с Яузы во время увеселительных прогулок по реке и с противоположного берега.

В усадьбе Ф.А. Головина черты нового стиля проявились еще более явно. Каменный дом головинской усадьбы поставлен с некоторым отступом от берега реки и боком к ней, он ориентирован на большой прямоугольный пруд. Не исключена возможность, что такое размещение дома объясняется желанием включить в его композицию декоративный водоем с каскадом — именно здесь протекал полноводный ручей, впадающий в Яузу. Подчеркнутая регулярность, геометрическая правильность этого скромного еще по своим размерам сада не случайна — представительские функции головинской усадьбы проявились с самого начала, здесь, в частности, Петр I принимал в 1703 г. посланника Людовика XIV.

На известной гравюре де Витта, представляющей общую панораму головинской усадьбы, видны двухэтажный главный дом, пруд, церковь, хозяйственные дворы и постройки, плодовые и декоративные сады, расположенные на основе прямоугольной планировочной сетки. Эта сетка, т. е. общая регулярная канва, объединяла парадные покои, прогулочные «крытые» и подъездные дороги, служебные флигеля, плодовые сады в одно целое.

Такая геометричность резко отличала усадьбу от всего того, что можно было наблюдать в Москве ранее. Вспомним, что измайловские сады были лишь отдельными регулярными вкраплениями в свободную живописную планировку всей усадьбы, дворец и сады не объединялись единой пространственной композицией.

Общей планировочной схеме, которая, правда, еще не имеет выраженного центрического или осевого построения, подчиняются и такие декоративные элементы сада, как «огибные» аллеи, стриженые зеленые пирамиды-ворота, стены-трельяжи, фонтаны, партеры, увеселительные павильоны-люстгаузы и пр. Сад выходил на бровку речной террасы, спускался к реке. Имение в целом еще не было ориентировано целиком в сторону реки и подъезда из города.

Такую обособленность можно считать характерной для переходной эпохи, когда градостроительное значение ансамбля еще не было полностью осмыслено. Тем не менее регулярная правильность и рациональность планировочной схемы, видное место, которое в ней принадлежит декоративным, а не чисто хозяйственным элементам, и само их разнообразие говорят о начавшемся отходе от принципов, на которых строилась средневековая русская усадьба, о сближении с западноевропейской садовой культурой и архитектурой.

В 20-х годах XVIII в. после длительного периода затишья строительство усадеб в Москве возобновляется. Петр I задумал создать в Немецкой слободе крупный дворцово-парковый комплекс и с этой целью приобретает в 1722 г. головинскую усадьбу. Он мыслится как образец «новой» Москвы, место проведения ассамблей, дипломатических приемов, придворных праздников и увеселений. Планировка и весь внешний облик усадьбы сознательно противопоставляются традициям, основываются на эстетике нового времени. Это должен быть ансамбль, обращенный к городу, устроенный рационально, на европейский «манир», с учетом уже имевшегося петербургского опыта.

Выбор места для новой резиденции именно в Лефортове был, по всей вероятности, связан с воспоминаниями о юношеских годах царя. Неподалеку от усадьбы Ф.А. Головина располагался Преображенский охотничий дворец его отца (Алексея Михайловича), где прошло детство Петра. Здесь же сохранились села Преображенское и Семеновское, зверинцы Сокольников, Измайлова, любимая им «потешная» крепость Прешбург и многие другие свидетельства первых начинаний будущего императора.

Проект расширения усадьбы был составлен в новой столице и выслан Петром I в Москву, где осуществлялся под присмотром его доверенного лица, одного из образованнейших людей своего времени, врача и художника Николая Бидлоу, который уже имел некоторый строительный опыт, в том числе по части создания искусственных прудов и фонтанов.

Петр I дает подробнейшие указания по поводу строительства сада в бывшей усадьбе Ф.А. Головина. Вот несколько выдержек из экспликации к плану усадьбы (цит. по: [Евангулова, 1969. С. 107—108]). По поводу строительства менажерии (островка для птиц) на одном из прудов сказано, как придать ему особую декоративность: «...зделать минажерию, фигурою овилистую, кругом решетки ис проволоки железной в рамках с педесталы и места, где уткам яйца несть, а на тех местах и на педесталах поставить Горшки, как начерчено...» Столь же детально объясняется, какие породы деревьев использовать при создании крытой «огибной» аллеи, а именно: «зделать крытую дорогу через дерево липу и клен для того через дерево, что липа гуще снизу растет, а лениво кверху, а клен вверху скоряя, для чего у клену надобно снизу все сучья обрезывать, а оставлять только наверху, чтоб по сторонам снизу липы было место». Большое значение придается и тому, чтобы в ходе работ сохранить ранее созданные насаждения: «Близ мелышцы зделать Грот и по обе стороны каменную стену с нишелями, так далеко, чтобы дерев не испортить, которые по плотине» (знаки экспликации нами опущены.— Авт.).

Работы по переустройству Головинского сада развернулись в 1722—1724 гг. Хотя они и уступали по своему размаху тому, что происходило в основных петербургских усадьбах, тем не менее строительство шло быстрыми темпами. По сведениям Т.Б. Дубяго [1963], «под главным смотрением» оберкоменданта Л. В. Измайлова здесь трудилось до тысячи солдат Московского гарнизона. Было создано пять новых прудов, каналы, фонтаны, плотины, цветочные партеры, высажены кленовая аллея, еловые куртины. На краю верхней террасы, фасадом к реке разместился новый, впоследствии исчезнувший деревянный дворец — вблизи того места, где в будущем, через 10 лет, появится Летний Анненгоф В.В. Растрелли. Этим дворцом была задана новая композиционная ось ансамбля, направленная к реке и перпендикулярная оси старой головинской усадьбы. Она поддерживалась двумя круглыми партерами, симметрично расположенным Крестовым прудом и большим скульптурным комплексом на уступе надпойменной террасы. С террасы открывался вид на каналы, пруды с островками регулярных очертаний, р. Яузу и ее противоположный высокий берег. Пруды и каналы предназначались для лодочных прогулок, их берега имели декоративную отделку, вечернюю иллюминацию, с особой тщательностью озеленялись.

Новый парковый комплекс Петра I объединял Головинский сад, расположенный на надпойменной террасе, с левобережной низкой партерной частью лефортовской усадьбы. К ним была присоединена новая часть в пойме Яузы, которая находилась западнее усадьбы Ф. А. Головина. Именно здесь были сконцентрированы основные усилия создателей парка, который обилием воды, каналами, островами и дамбами должен был напоминать императору «голландский» пейзаж. Здесь же расположились и те элементы скульптурного и архитектурного убранства парка, которые несли основную идейно-художественную нагрузку. Очевидно, под влиянием петергофского ансамбля вблизи плотины фигурного пруда проектировалась большая скульптурная группа среди фонтанных струй, изображавшая подвиги Геркулеса — олицетворение побед Петра I. У другой плотины намечалось установить в гроте статую Венеры с дельфинами, также имевшую аллегорический смысл. Однако полной ясности того, что в действительности было осуществлено в усадьбе в эти годы, у исследователей, посвятивших свои труды изучению Головинского сада, нет. Это относится к положению дворца, степени завершенности скульптурного оформления террасы и некоторым другим моментам. Тем не менее можно с уверенностью полагать, что вся сложная водная система на нижнем уровне парка была выполнена в начале 20-х годов XVIII в. Тогда же была намечена поперечная ось ансамбля, выводящая его к Яузе. 

В 20-х годах XVIII в. это был самый крупный усадебный парк в Москве. Он уступал по размерам и блеску архитектурно-художественного оформления большим петербургским ансамблям, таким, как Петергоф или Ораниенбаум, но главное отличие состояло, конечно, не в величине парка, а в его особом московском облике. Здесь ничто не напоминало огромных пространств Финского залива и Невской дельты, общий характер парка был скорее камерным, уютным, живописным, чем величественным и торжественным. Прихотливые изгибы берегов заставили отказаться от строго осевой схемы, поперечные и продольные оси пересеклись под острыми углами, вместо строгой последовательности в развитии пространства наметились неожиданные повороты и ракурсы, случайные контрасты и противопоставления. Да и сам Петр I в своих указаниях не раз требовал согласовать план со сложившимися условиями, например сохранить уже подросшие деревья.

Наибольших размеров ансамбль достиг в 30—40-е годы XVIII в., после того как здесь началось строительство новой его части — Анненгофа, расширившей территорию петровской усадьбы в несколько раз. Этот период связан с именем молодого тогда архитектора В.В. Растрелли, которому императрица Анна Иоанновна поручила подготовить проект строительства нового обширного дворца и парка.

Новая московская царская резиденция, согласно первоначальному замыслу, должна была затмить размерами и блеском петровские усадьбы на берегу Финского залива. Однако этим планом не суждено было сбыться главным образом из-за возвращения царского двора в Петербург, а также, конечно, и в связи с топографическим несоответствием местной ситуации петербургскому образцу. Тем не менее анненгофский период «зрелого барокко» внес новые черты в облик ансамбля.

На верхней террасе со значительным отступом от ее края в восточном направлении, но строго по поперечной оси ансамбля, определившейся еще в предшествующий период, размещается новый дворец. Это двухэтажное здание огромной протяженности (99 сажен), выполненное в деревянных конструкциях на каменном фундаменте, имело техническое, строго симметричное членение садового фасада. Положение и ориентация дворца были выбраны исключительно удачно, так как из его окон открывалась панорама Москвы. С противоположной стороны размещался парадный, почти замкнутый двор, образуемый боковыми флигелями.

Одновременно со строительством дворца перед ним создавался новый регулярный сад, который занял часть верхней террасы, обращенной к старому Головинскому парку. Непосредственно у фасада дворца расположились парадные партеры с фонтанами, декоративными бассейнами, фигурными цветниками и низкими боскетами. Рисунок партеров соответствовал членениям фасада здания, как бы продолжал его осевую композицию в горизонтальной плоскости. Парадная площадь и дворец были окаймлены широким каналом П-образной формы, который еще больше подчеркивал значение центрального сооружения — дворца, четко выделяя его в пространстве, усиливая впечатление величественности, торжественности ансамбля. С этой же целью на уступе террасы был устроен и «кашкад» — каменная подпорная стена с парадными лестницами, декоративными водосливами, балюстрадой, скульптурами. Подпорная стена и канал превращали верхнюю террасу в подножие дворца, постепенно подготавливали к его восприятию на близком расстоянии по мере продвижения по главной «линии» ансамбля.

Справа и слева от дворца, партерного сада и боковых ветвей канала В. Растрелли запроектировал два сада-квадрата. Один из них представлял лабиринт с крытой площадкой в центре. В другом разместились «ковш» — залив канала для отстоя лодок и здание дворцовой оранжереи.

В 1731 г. была также реконструирована подпорная стена у Крестового пруда в Головинском саду, очевидно, в связи с тем, что она являлась важным элементом той центральной оси, по которой разворачивалась теперь композиция Анненгофа. Декоративное оформление этой стены с нишами, рустованными колоннами, балюстрадой относительно неплохо сохранилось до наших дней. О каких-либо других мероприятиях в старом саду в этот период неизвестно. Очевидно, все усилия были сосредоточены в этот момент на самом Анненгофе.

Дворец, партеры и канал перед ним были созданы в 1731—1735 гг. Другая часть проекта В.В. Растрелли, связанная с большим Верхним садом или Анненгофской рощей, как его стали позже называть, осуществлялась в 1736— 1740 гг. Эта композиция представляла собой огромный сад на ровном плато, построенный на координатной сетке аллей, дополненных диагональными направлениями. Судя по проектным схемам, сад отличался некоторой монотонностью рисунка и гипертрофированностью масштабов: его размеры превышали 170 га, а ширина аллей доходила до 30—40 м. Это объяснялось, однако, тем, что новая часть парка предназначалась в основном для езды в каретах и прогулок верхом. Строительство Анненгофской рощи потребовало громадного количества стандартного растительного материала: «10 000 дерев липняку стамбом, чтобы оные деревья были прямы, 5000 дерев кленнику, 5000 дерев ильму, 50 000 дерев на гонг (крытую дорогу) и в рощи» и т. д. (цит. по: [Евангулова, 1969. С. 287]). Часть этих деревьев пришлось изымать из других усадеб Немецкой слободы.

Работы по завершению этой части парка неоднократно приостанавливались и возобновлялись вплоть до 1740 г. Владелица усадьбы и главный ее творец жили в эти годы по преимуществу в Петербурге. Фактически работами на месте руководили в этот период архитекторы A. Евлашев, Ф. Шанин и садовый мастер Брандгоф.

Несмотря на частые и длительные выезды B.В. Растрелли, Верхний сад и партеры перед Анненгофом с их скульптурным убранством, фонтанами, беседками и пр. были выполнены в основном по его чертежам, устным и письменным указаниям.

Представляют интерес инструкции для строителей анненгофского ансамбля, составленные В.В. Растрелли. Вот несколько выдержек из этих документов:

«Четыре фигуры, которые поставятца у четырех бассейнов в новом саду. Тридцать машкаров для кашкаду. Статуя, которая будет на средине кашкада называемую Эркулис, в которой будет змей семиглавной. Двадцать маленьких статуй, которые называютца тритон... В Головинском саду у большого фонтана зделать статую большую, называемую тритон... Также надлежит в марте или апреле мсце зачать делать в новом саду бесетки и галдареи, столбы и дуги, а каким манером о том показано будет от отца моего». «Можно делать три канала, которые по обеим сторонам нового саду, партеры противо хором как положено на плане, которыя я на Москве оставил...», «по сторонам Анненгофских хором, что к каскаду, в сделанных боскетах по першпективным дорогам сделать крытые аллеи, а со всхода с лица сделать орнаменты прорезные с фронтонами, против оных дорог по концам сделать фонтанные бассейны» и т. д. (цит. по: [Евангулова, 1969. С. 115—119]).

На завершающих стадиях работы были сооружены «сквозные от саду на столбах» крытые галереи на втором этаже флигелей, которые замыкали парадный двор. Эти галереи предназначались для прогулок и осмотра Верхнего сада сверху. Позже В. В. Растрелли требовал анненгофский двор перемостить цветным камнем и сделать там дерновую пирамиду для цветов и деревьев. Работы по созданию Верхнего сада шли одновременно со строительством летнего дворца и в течение 8 лет после его завершения, вплоть до 1740 г.

К концу 1740-х годов ансамбль приобрел облик, который резко отличал его от прошлого, петровского периода. Вместо увеселительного сада с каналами и прудами возникла сугубо официальная парадная резиденция, построенная на строго геометрической основе. Композиция, включающая в себя как старые (времен Петра I), так и новые элементы, развивается вдоль оси протяженностью около 2,5 км в определенной последовательности: парадный въезд, главная аллея Верхнего сада (Анненгофской рощи); внутренний двор — курдонер; парадные вестибюли в интерьере дворца; площадь с партерами перед западным фасадом дворца; каскад и Большой канал; центральная аллея через Головинскую рощу (устроенную при Петре I); обзорная площадка у пересечения с аллеей, проложенной по бровке первой (надпойменной) террасы; фигурный Крестовый пруд с гротом; большой нижний пруд с островками и берега Яузы, которые замыкают перспективу.

Москва еще не знала архитектурно-ландшафтных построений такого размаха. Торжественная регулярность приема и та тщательность, с которой выдержана центральная ось ансамбля, ее увязка с внутренней планировкой дворца, подчинение пространства парка главному архитектурному сооружению — все это было признаками нового для Москвы стиля барокко.
Бесспорно, что появление такого ансамбля в Москве было бы невозможным без того опыта, который был накоплен русским зодчеством и садово-парковым искусством в первые десятилетия XVIII в. в новой столице государства. Но Анненгоф имел и свои неповторимые особенности.

В отличие от большинства петербургских парков Анненгоф расположен па трех последовательно поднимающихся друг над другом планировочных уровнях с небольшим перепадом между смежными террасами. Он относится к типу равнинных террасных парков, отличающихся особо строгой регулярностью, осевым развитием композиции, отнесением дворца в глубину прибрежной террасы. 

Изучая сохранившиеся планы, гравюры, чертежи деталей убранства парка, инвентаризационные описи тех лет, можно мысленно реконструировать облик этой царской резиденции. Так, О.С. Евангулова г 1969. с. 56] рисует следующую картину:

«Чем ближе подходит зритель к последней террасе, тем больше дворец скрывается от его глаз, пока, наконец, не исчезнет совсем. Лишь на гребне верхней террасы открывается величественный фасад как могучий финал сложной симфонии парка... Поднявшись по лестницам каскада, посетитель попадает на территорию партера. Он окружен каналом, пространство между каскадом и дворцом представляет собой чередование водных поверхностей и ярких цветников... Плоский орнаментальный ковер цветников фланкируется низкими объемами боскетов. Их стриженая зелень сочетается с легкой садовой архитектурой — ажурными деревянными фронтонами над входами в крытые аллеи... Перспективы аллей замыкаются фонтанами, расположенными на уровне дворца. Их высокие струи, вздымаясь над боскетами, обрамляют фасад. Цветной камень усыпает дорожки между бассейнами и цветниками. Белокаменный каскад и летящие вверх струи пяти фонтанов служат прологом к яркому фасаду дворца, сверкающему красками, позолотой, звенящему флюгерами — вращающимися жестяными звездами на кровле».

Перед В.В. Растрелли стояла задача «удержать» композиционно дворцом обширное пространство парка — отсюда и большая протяженность здания, повтор в рисунке плана парка контуров плана дворца, размещение его на высших отметках рельефа и т. д. Благодаря этому он мог хорошо просматриваться с высот противоположного, городского берега Яузы на подъездах из центра Москвы. В те времена, когда берега Яузы еще были в основном свободны от застройки, с них открывались многие детали устройства парка, весь его богатый художественный наряд. Зрительный эффект достигался благодаря продуманному чередованию водных пространств, партеров и рощ. Террасный принцип организации пространства, последовательно здесь реализованный, обеспечивал для этого все возможности.

Следующий период в развитии ансамбля связан с превращением его из летней в зимнюю резиденцию. В 1736 г. на участок, расположенный к югу от большого деревянного дворца, переносят так называемый Кремлевский (Зимний) Анненгоф. Он представлял собой развитый в плане одноэтажный объем, имевший вид замкнутого прямоугольника, обращенного длинной стороной на канал и парадную площадь за ним.

В это же время обновляется (также по проекту В.В. Растрелли) старая лефортовская усадьба на правом берегу Яузы. Сады на обоих берегах соединяет новый мост. Таким образом, весь дворцово-парковый комплекс в это время обретает наибольшее единство — стилистическое и функциональное. В 1741—1742 гг. он продолжает усложняться за счет нескольких новых сооружений, размещенных в бывшем Головинском саду. Среди них церковь Вознесения, Иллюминационный театр, Оперный дом, служебные постройки и Триумфальные ворота, сооруженные в честь коронации Елизаветы. Прямая подъездная дорога, фасад зимнего дворца, мост через Яузу и упомянутые Триумфальные ворота образовали новую композиционную ось, параллельную анненгофской. Эта ось не была также сильно подкреплена садовыми композициями, но зато имела прямой выход в сторону города. Замысел М.Г. Земцева, который работал над планировкой ансамбля в эти годы, видимо, заключался в создании новой торжественной композиции, как бы независимой от Летнего Анненгофа, который постепенно приходил в запустение и олицетворял собой другую, теперь уже проходящую эпоху.

Вторая половина 40-х и начало 50-х годов отмечены появлением новых, сносом и реконструкцией старых дворцовых построек, но каких-либо существенных изменений в садово-парковой композиции при этом не происходит. Напротив, в связи с тем что Анненгоф постепенно теряет функции парадной царской резиденции, некоторые части парка, такие, как Верхний сад, начинают разрушаться.

В то же время на берегах Яузы возникают новые дворянские усадьбы, которые так или иначе связаны с этим царским поместьем. Так, несколько ниже старого Петровского (Лефортовского) дворца строится усадьба А.П. Бестужева-Рюмина с парком, который не только территориально сливается с общим массивом садов Лефортова, но и композиционно продолжает их. Парк этот спускается от речного фасада главного дома к воде. Здесь в узкой правобережной части поймы создается несколько малых «фигурных» прудов, рядом с ними строятся грот, беседка и другие садовые «затеи». Ниже по реке появляется дворец с большим парком горнозаводчика П.А. Демидова.

В 1770 г. архитектор С. Яковлев строит новый каменный мост, соединивший лево- и правобережные части ансамбля, а тремя годами позже на месте сгоревшего Летнего Анненгофа начинается строительство огромного, самого крупного в Москве XVIII в. каменного дворца, получившего название Екатерининского. Его сооружение с перерывами заняло 40 лет, причем в проектировании принял участие целый ряд московских и петербургских зодчих, среди них А. Ринальди, С. Яковлев, К. Бланк, Д. Кваренги. Восточный фасад дворца, украшенный импозантной лоджией, выходил на обширный «плац-парад». В годы царствования Павла Г дворец был превращен в казармы, а позже в нем расположились Кадетские корпуса.

Анненгофская роща, за которой уже давно не было никакого ухода, частично превратилась в плац для строевых учений. Тем самым вся восточная часть комплекса была отделена от остальной территории.

Во время войны 1812 г. усадьба сильно пострадала от пожаров. Она была восстановлена, но лишь частично. Головинский сад между тем продолжает существовать, при этом его функции несколько меняются. Оставаясь в частном владении, он тем не менее становится местом отдыха для привилегированной публики. Здесь появляются катальные горы, карусели и другие увеселительные устройства. Пейзаж парка все больше утрачивает регулярный характер, берега водоемов «оплывают», деревья и кустарники свободно разрастаются, бесследно исчезает большая часть скульптурного оформления, бездействуют фонтаны и каскады. Однако пруды и каналы, старые липовые аллеи широко используются для воскресного отдыха горожан. Еще долго сохраняются (вплоть до реконструкции Яузы) и пруды на правом ее берегу, правда, судя по чертежу М. Казакова 1801 г., уже в виде пейзажных водоемов свободных очертаний среди рощ и лужаек, потерявших вид боскетов и партеров [Подольский, 1951].

В 1904 г. ураган завершает уничтожение Верхнего сада — Анненгофской рощи. Годом позже вблизи Крестового пруда на месте разрушенной беседки петровских времен строится полуротонда с памятной плитой, на которой высечены слова Петра I: «Я надеюсь со временем... ехать водой из Петербурга и в Головинском саду при реке Яузе в Москве встать». Текст напоминает нам о том значении, которое придавал великий преобразователь России лефортовскому садово-парковому ансамблю и привлекает внимание к его нынешнему состоянию.

В начале 30-х годов XX в. бывшая императорская усадьба была превращена в парк культуры и отдыха размером 33 га. Авторы проекта городского парка (1938 г.) М.П. Коржев и М.И. Прохорова разместили в нем ряд новых объектов для культурного отдыха трудящихся, но внимательно отнеслись и к задаче сохранения исторического ансамбля. Почти все новые сооружения, среди которых стадион, зеленый театр, парашютная вышка и аттракционы, заняли преимущественно не освоенные ранее участки за пределами центральной регулярной части парка. Реконструкция предусматривала восстановление нижних прудов, исторически сложившихся фрагментов вблизи бывшей головинской усадьбы.

Однако проект реконструкции парка полностью реализован не был. В последующие десятилетия застройка и новые магистрали потеснили зеленый массив Лефортова, изменились очертания водоемов, пострадали в основном из-за колебаний уровня грунтовых вод некоторые старые посадки, исчезли малые каналы. Однако многие следы старой усадьбы сохраняются до сих пор, среди них — рисунок основных прогулочных аллей, прямоугольник Головинского пруда, растреллиевский грот с нишами, обращенный к Крестовому пруду, архитектурная декорация плотины. Сохранилась значительная часть (центральная и северная) Анненгофского канала, приобретшего вид живописно изогнутого пруда. Угадываются круглые поляны в липовой роще на месте партеров петровских времен. Несколько старых аллей фиксируют точку, где располагались когда-то хоромы Ф.А. Головина. В прибрежной части парка можно видеть и остатки самого первого искусственного водоема на территории, принадлежавшей Ф. Лефорту.

Согласно проекту восстановления памятника, в парке будут проведены консервационные работы, охватывающие малые архитектурные формы, предстоит придать водоемам их прежние регулярные формы, расчистить и обновить куртины вяза, клена остролистного, восстановить утраченные участки липовых аллей. Хотя в парке не сохранилось деревьев времен основания парка, здесь встречаются крупные экземпляры деревьев в возрасте 100 лет и более. Зеленый массив Лефортовского парка будет сохранен в качестве историко-культурного памятника, являющегося частью нашего национального наследия.

Большое значение придается восстановлению всей исторически сложившейся системы садов вдоль Яузы. Объединяемая извилистой лентой реки, местами пологими, а иногда крутыми склонами ее берегов, эта система уже сейчас рассматривается как важнейший природный компонент восточной части центрального района города. Она включает целый ряд бывших усадебных садов и парков, сохранивших аллеи, пруды, комплексы архитектурных сооружений XVIII—XIX вв. Их возникновение и развитие, как правило, связаны с Головинским садом — Анненгофом. Среди них нужно упомянуть о саде Первого военного госпиталя, который был создай в 1706—1707 гг., т. е. всего через 5 лет после постройки усадьбы Ф.А. Головина. Планы госпиталя и его сада были составлены но рисункам доктора Н. Бидлоу, которому вскоре предстояло заняться строительством соседней петровской усадьбы. Интересно отметить, что Петр I уделял много внимания госпитальному саду, как, впрочем, и другим своим начинаниям в этой области. Здесь, в частности, был устроен и сад лекарственных растений, где, видимо, учитывался и опыт измайловских аптекарских «огородов» [Микулина, Чернявская, 1977].

Среди других усадеб на берегах Яузы, большинство из которых возникло в 1730—1740-е годы после оттока части дворянства из Петербурга в Москву, следует выделить так называемый Бахартов дом па Гороховском поле. Усадьба была основана еще в XVII в. на одном из правобережных холмов и имела поначалу преимущественно хозяйственное назначение, здесь кроме березовой рощи были рыбные пруды, плодовый сад, большой сенокосный луг. Позже здесь появляется небольшой регулярный сад с террасами. В 1730-х годах усадьба имела сложную барочную по своему характеру планировку с радиальным рисунком аллей, террасами и декоративными водоемами, которые отличаются несколько вычурными формами. Т.Б. Дубяго [1963] выдвинула предположение о причастности В.В. Растрелли к планировке усадьбы, что представляется весьма вероятным, так как он в это время был занят строительством соседнего Анненгофа. Во всяком случае, рисунок откосов, подпорных стенок и некоторых других деталей устройства сада имеет черты сходства с аналогичными фрагментами стрельнинского ансамбля под Петербургом, которые выполнял В.В. Растрелли в 1740-е годы.

В 1743 г. усадьба перешла к Разумовским. Позже здесь был выстроен большой дворец и при нем — пейзажный парк (1800 г.) с системой живописных прудов, гротами, скульптурой, беседками, садовыми павильонами. Автором этого комплекса является известный русский архитектор, ученый-просветитель и строитель «натуральных» парков Н.А. Львов [Иконников, 1978]. Сейчас участок занимает Институт физической культуры, рядом высится многоэтажное служебное здание, на большей части парка расположены спортивные площадки. Облик старинной усадьбы сохранили лишь террасы, обращенные к набережной Яузы.

В отличие от парка усадьбы А.Г. Разумовского хорошо сохранился другой яузский сад Ш в бывшей усадьбе Найденовых, создание которой относится к периоду 20—30-х годов XIX в. Она, однако, заняла территорию более ранней усадьбы первой половины XVIII в. Тогда же был основан и регулярный сад, в основном сохранившийся до нашего времени. И сейчас можно видеть еще не вполне стершиеся следы бывших боскетов, уступы террас, старые аллеи. Архитектурные сооружения: главный дом усадьбы, беседки, грот, «чайный домик» и другие — относятся к более позднему времени и запроектированы Д.И. Жилярди.

Среди других памятников, Тяготеющих к долине Яузы, известен также «Заяузский двор» М.Г. Головкина и мн. др. В цепочку исторических ландшафтов этой московской реки включаются и более древние ансамбли. В южной части это, например, Андроников монастырь, в северной — село Алексеевское (вторая половина XVII в.) и т. д. Это уникальный по своему значению пример длительного и постепенного — на протяжении нескольких веков формирования линейной садово-парковой системы,  имеющей исключительное значение для облика города.

Ансамбль Головинского сада — Анненгофа — оказал глубокое и разностороннее воздействие на усадебное строительство в Москве.

Во-первых, этот пример стимулировал появление многих других дворцово-парковых комплексов, хотя и меньшего размаха, но достаточно парадных, представительных. Строительство парков стало вопросом престижа для придворной знати, в особенности той ее части, которая имела усадьбы вблизи Немецкой слободы, по дороге из Кремля в Анненгоф, на берегах Яузы.

Во-вторых, Анненгоф закрепил идею регулярности ансамбля, его геометрической правильности и симметричности построения дворца и парка на основе единой «сквозной» оси.

Огромная протяженность «передней линии» дворца, обращенной в сторону партерного парка, торжественность линейной композиции повлияли на дальнейшее развитие дворцово-парковых ансамблей Петербурга и его окрестностей (дворцы, построенные В.В. Растрелли в Царском Селе, Петергофе и др.).

И все же Анненгоф нельзя рассматривать упрощенно, лишь как торжество тенденции регулярности и однозначный отход от той живописной пространственности, асимметрии, свободы в размещении отдельных элементов ансамбля, которые были характерны для древнерусской традиции. В течение первых периодов формирования ансамбля головинская, а потом петровская усадьбы устойчиво сохраняли в себе оба начала — регулярное и иррегулярное с постепенным усилением первого. Период Летнего Анненгофа действительно отмечен наступлением регулярной тенденции. Но уже с момента переноса Зимнего Анненгофа вновь возобновляется противоборство двух начал. При продолжающемся усложнении ансамбля, усиливающейся декоративности и вычурности, характерной для барокко, вновь дает о себе знать асимметрия, которая вносит в ансамбль динамичность, многоплановость, живописную «неправильность», которая так характерна для Москвы. Важно подчеркнуть, что это происходит еще в эпоху господства регулярного паркостроения, еще до того, как Западную Европу — и Россию охватит волна нового, пейзажного стиля.

Наконец, нельзя сказать о том, что Лефортово стало своего рода строительной школой, здесь впервые после переноса столицы в Петербург появились и окрепли молодые профессиональные кадры резчиков но камню, садовников, лепщиков, скульпторов, живописцев, мастеров по устройству фонтанов, каналов, каскадов и т. д. Здесь же проявили себя и многие начинающие московские зодчие — Ф. Шанин, А. Евлашев, К. Бланк, В. Обухов и др.

Ансамбль в Лефортове интересен также в контексте развития русского садово-паркового искусства в переломную эпоху первых десятилетий XVIII в., особенно с точки зрения сложных взаимодействий между творческими школами Москвы и Петербурга. Этот пример показывает, что при доминирующем влиянии новой северной столицы мастера, строившие в Москве, возвращались в Петербург обогащенные ценным опытом, более глубоким осознанием особенностей русской национальной культуры и искусства, народных строительных традиций.

Наиболее детально лефортовский ансамбль изучен О. С. Евангуловой. В ее монографии «Дворцово-парковые ансамбли Москвы первой половины XVIII века» [1969] раскрывается история формирования этой усадьбы преимущественно с архитектурных и градостроительных позиций и во временных рамках, указанных в названии книги. Есть интересные сведения о Лефортове в книге Т.Б. Дубяго «Русские регулярные сады и парки» [1963]. Почти во всех статьях, посвященных Лефортову, лишь вскользь упоминается о его садах (в том числе работы И. Бондаренко [1911], Р. Подольского [1951]). Исключение составляет статья Л. Талалая, кратко освещающая развитие ансамбля и вышедшая в 1970 г. Есть упоминания о садах усадьбы в статье Е. Микулиной и Е. Чернявской [1977] и ряде других статей и книг.

Кусково. Архитектурно-парковый ансамбль Кусково является одним из замечательных памятников русского искусства. Созданный в XVIII в., он в полной мере вобрал в себя достижения усадебного строительства эпохи. Своеобразные архитектурные ансамбли под Москвой получают распространение в конце первой трети XVIII в., когда в древние родовые вотчины возвращается знатное дворянство. Из уцелевших подмосковных усадеб Кусково наиболее ранняя, дающая представление о типе елизаветинских усадеб. Она находилась в 7 верстах от Москвы, между Владимирской и Рязанской дорогами.

Первое упоминание о подмосковной вотчине бояр Шереметевых относится к началу XVI в. Небольшая вотчина с землей, малоудобной для обработки, не представляла хозяйственного интереса, зато болотистые леса часто служили «охотной забаве». В более поздний период это место называлось Спасским из-за церкви Спаса Нерукотворного, которая находилась на месте теперешней оранжереи. В начале XVIII в. здесь, в стороне от большаков, уже существовала скромная усадьба, к которой вела проселочная дорога.

С 1715 г. эти земли принадлежали сподвижнику Петра I — видному военачальнику, герою Полтавской битвы фельдмаршалу Б.П. Шереметеву. Граф был одним из самых образованных и передовых людей своего времени. В конце своей жизни он задумал строительство загородного дворца, но осуществить свой план уже не успел. Устроителем усадьбы по праву считается его сын П.Б. Шереметев (1713—1788), который, отдавая дань новым формам быта — торжественным приемам, пышным ассамблеям, многолюдным праздникам, превращает Кусково в «летний загородный увеселительный дом». Парк в Кускове формировался в сторону Вешняков и занимал центральное место во владении. Из ранних сооружений в усадьбе сохранилась церковь, возведенная в 1737 г., и построенный в 1749 г. «Голландский домик» в память эпохи Петровской и для размещения собрания голландских памятников [Шамурин, 1912].

Ансамбль Кусково создавался на протяжении нескольких десятилетий. В 1755 г. здесь был вырыт большой пруд, который позволил осушить низменное и болотистое место. Всего появилось 17 прудов, но больших было 3, и они назывались зеркалами. Кроме прудов, были созданы каналы, каскады, появилась живописная речка, которая, извиваясь и разделяясь на протоки, образовывала островки [Любедкий, 1880].

Создается впечатление, что усадьба создана в один прием — так целостна она по художественному замыслу. Однако Кусково строил не один архитектор. До 1754 г. всеми работами руководил Ю.И. Кологривов, долго живший в Италии и хорошо знавший итальянскую архитектуру. После его смерти строительством ведал крепостной Ф.С. Аргунов. С 1765 по 1780 г. в Кускове «смотрение имел» известный московский зодчий Карл Иванович Бланк. Упоминаются и другие архитекторы, садовники — «собственные его сиятельства» и вольные.

Господский дом (1770 г.) и церковь расположились на берегу пруда, как бы отделяя от воды наиболее ухоженную, насыщенную дорожками, подстриженную и разукрашенную часть парка. Это наиболее капитальное сооружение усадьбы построено из дерева — традиционного материала русских мастеров, но с соблюдением пропорций каменной архитектуры и даже декорированное под каменные формы. А в то же время некоторые парковые павильоны выполнялись в кирпиче и камне.

Дом лишен большого парадного подъездного двора, но его отделка, нарядная церковь, кухонный флигель, украшенный фигурными наличниками на окнах, колокольня с золоченым шпилем, симметрично расположенный по сторонам центральных дверей пандус создают атмосферу парадности, торжественности. Дворец несколько приподнят над прилегающей территорией за счет каменного «подклетного» этажа с обширными винными погребами.

Барский дом отвечал вкусам эпохи, был богато отделан изнутри. В нем до наших дней сохранились изящные интерьеры, роскошная обстановка. Каждая комната имеет особую отделку и украшена гобеленами, бронзой, фарфором, мрамором. Здесь собраны не только художественные предметы, старинные картины, картины-обманки, редкие книги, уникальное оружие, но и исторические реликвии.

Дворец, его убранство и парк представляют собой единый взаимодополняющий ансамбль. Вестибюль или парадные сени дворца создают впечатление торжественности. В нижнем ярусе — ниши с монументальными вазами в виде греческих амфор, в верхнем — живописные панно на античные темы, имитирующие скульптурные портреты-рельефы. Стены и пилястры расписаны под мрамор.

Вестибюль открывает анфиладу парадных комнат, которые были обязательной принадлежностью усадебных домов XVIII в. Каждая из них имеет свое назначение, размеры, освещенность, эмоциональный строй. Причем своеобразный повтор мы потом найдем в парковых композициях, это как бы развитие темы, которую задают комнаты дворца. Постепенно у зрителя создается впечатление театрального действия, где одна декорация сменяется другой, каждый раз новой и неожиданной. Принцип декораций применяется и в парке.

Большую роль в создании образного строя играет цвет. Решение цветовой гаммы дворца находится в прямой зависимости от оттенков окружающего парка, прудов, солнечного освещения. Самая нарядная комната — Малиновая, получившая название по цвету шелка, которым обиты стены и мебель. Сочетание белого и малинового цветов придает ей особую живописность. Постепенно, от гостиной к гостиной, нарастает и звучание торжественности. Этому служит и паркет в орнаментах, хрустальный дождь высоких торшеров, мебель на тонких, изящно выгнутых ножках, зеркала в резных золоченых рамах, парадные портреты, расписные плафоны, создающие впечатление бескрайней голубизны неба. И вот как бы наивысший аккорд перед встречей с самой природой, которая окружает дворец, смотрится в его огромные окна, — танцевальный зал. Пышное великолепие его поражает посетителя. Зеркала за счет неоднократного отражения деревьев, прудов, дальних перспектив раздвигали пространство зала до бесконечности, связывали с живописной природой. Парк как бы входил в помещение. Одна стена зала всеми окнами выходит в сад, другая полностью в зеркалах. Благодаря этому кажется, что зал открыт в парк с двух сторон. Рисунок цветного паркета, составленный из перетекающих один в другой кругов, это движение как бы усиливает. Во многом этому способствует и освещение. Две огромные люстры, почти невесомые по виду в этом «бесконечном» зале, концентрируют на себе внимание. Они как бы множатся в хрустале настенных бра, величественных канделябров в виде задрапированных в античные одежды женских фигур с золочеными ветвями светильников в руках. Нетрудно представить, как эффектен был зал при зажженных свечах, когда свет играл в хрустале всеми цветами радуги, а зеркала множили бесконечно сверкающие огни, рассыпающиеся в перспективе парка.

Композиционная ось ансамбля проходит через центр дворца, удаляясь от фасада через пруд по каналу в сторону села Вешняки, а с другой стороны по главной аллее регулярного сада к оранжерее и далее на север мимо лабиринта. Строгая симметрия всех элементов сада только кажущаяся: его части, расположенные по обе стороны партера, неравны по величине и форме. Западная меньше, но в ней гораздо больше диагональных аллей. Благодаря этому здесь создается впечатление глубины пространства, а гуляющим было легче стекаться в боковой «аллее игр». Противоположная часть сада была предназначена для тихого отдыха, здесь располагались зеленый театр, вольер с певчими птицами и менажерия.

За прудом вдаль уходил канал, отмеченный двумя колоннами, несущими на капителях светильники-маяки, между ними был создан раздвижной мост. Канал заканчивался пышно декорированной белокаменной стенкой с фонтанами-«каскадами».

Большой пруд усиливал выразительность пейзажа, отражая в своем зеркале главное сооружение усадьбы — дворец. Из его окон в дни празднеств открывалась картина театрализованных представлений, происходящих на пруду. По воде скользила увеселительная флотилия: раззолоченная шестипушечная яхта, шлюпки, «Китайское судно», барка, гондолы, ялики, челноки, ботики, разукрашенные разноцветными фонариками, с гребцами, одетыми в национальные одежды.

Среди широкой водной глади зеленым оазисом выделялся остров. Здесь устраивались пикники, затейливые фейерверки, которые отражались в воде. По берегу были живописно разбросаны руины, рыбачьи хижины, стилизованные беседки.

В соответствии с модой конца XVIII в. в усадьбе появляется «английский сад», в котором создаются природные эффекты: ручьи, пруды и водопады, груды камней, темные чащи, живописные горы и овраги.

Сохранилось большое количество архивного материала: документы, планы, гравюры, позволяющие составить представление об усадьбе Кусково в годы его расцвета. К наиболее интересным следует отнести чертежи А. Миронова, крепостного П.Б. Шереметева, который выполнил целую серию работ, в частности чертеж 1782 г. «План Увеселительному дому и саду села Кусково», на котором представлена основная центральная часть усадьбы. Возвращают нас к прошлому усадьбы и серия гравюр П. Лорана, выполненных по рисункам М. Махаева (уроженца Кусково), и архивные бумаги, раскрывающие деятельность Ю.И. Кологривова, Ф.С. Аргунова, авторов многих построек в усадьбе, которые возводились в 1750—1770-е годы.

Именно этот период, примерно до 80-х годов XVIII в. следует считать фазой наивысшего расцвета усадьбы, когда появились основные памятники архитектуры и садово-паркового искусства. За домом мы видим расчлененный на отдельные боскеты партер, украшенный мраморной скульптурой и цветочным ковром — буленгрином. Это была самая торжественная часть парка. Огороженный, словно стенами, ровными линиями шпалер, фасадами дворца и оранжереи, он производит и сегодня впечатление огромного зала под открытым небом.

Вдаль уходила перспектива подстриженных деревьев, образующих бесконечные лабиринты зеленых стен, гладь газона и многочисленные белые статуи вдоль паутины дорожек на зеленом ковре. Но преданию, некоторые из расставленных среди зелени античных мраморных статуй подарены Екатериной II. Другие — копии — были выполнены московскими мастерами. Парковые статуи имели театральные позы и становились как бы участниками разыгрываемых представлений-пантомим. Зритель испытывал ощущение движения, создаваемое скульптурами из-за их выразительного силуэта, динамичных очертаний, расположения на фоне естественно колеблющейся листвы, от игры света и тени при зажженных свечах. В усадьбе были и сооружения мемориального характера. На торжественном партере Кускова сохранилась колонна, увенчанная статуей Минервы - Екатерины в память посещения Кускова императрицей.

И все же Кусково создавалось прежде всего как увеселительная усадьба, с выдумками и курьезными затеями, вычурными и экзотическими сооружениями. В парке размещались десятки оригинальных «потешных» хором, беседок, павильонов, лабиринтов, мостов, каруселей, трельяжей, руин, выполненных, как правило, руками крепостных. На затеи тратилось труда и средств больше, чем на «серьезные» сооружения. Тупиковые аллеи заканчивались зеркалами или нарисованными перспективами- обманками, скрывающими реальное пространство. На аллеях встречались расписные деревянные фигуры нарядно одетых людей. Многим сооружениям в соответствии с их «игровым» назначением придавались фантастические формы, их внешний вид подражал китайским, индийским, турецким зданиям, в то время казавшимся верхом экзотичности. К сожалению, многочисленные «затеи», практически все, не сохранились, только каменные строения дошли до наших дней.

В праздничные дни нарядная толпа в напудренных париках, шурша шелками, заполняла парк. Их поражали невиданные звери, цветы диковинных растений, вынесенных из оранжерей. Пели редкие птицы, воздух благоухал. В одной роще парка гремела музыка, в других — ставился балет, пел хор, играла роговая музыка. Смех и веселье неслись с разукрашенных скользящих по пруду лодок, из аллей игр. Все становились участниками этой театрализованной феерии, попадая в особый фантастический мир. А вечером — гирлянды цветных огней и фонариков, мерцающий свет от пламени костров, свечей, освещенные каналы, пруды, обелиски, колонны, скульптура, подсвеченная зелень и заключительный фантастический фейерверк, который был излюбленным зрелищем гостей. А их было немало, ведь не зря на дороге из Москвы стоял столб, приглашавший всех на веселье в Кусково. Из документов известно, что в праздники в саду и его окрестностях собиралось до 50000 человек. Одних званых гостей бывало до 2000, и цепь выездов растягивалась до самой Москвы [Перцов, 1925].

В 1783 г. П.Б. Шереметев избирается московскими дворянами в предводители и не жалеет средств и сил на устройство своего загородного поместья. Скоро перед домом появляется мраморный обелиск с надписью: «Екатерина II пожаловала графу П.Б. Шереметеву в 1783 году». Кроме императрицы, в Кускове побывали многие знатные особы, не только русские, но и иностранные, в том числе римский император Иосиф II [Любецкий, 1880].

Кусково привлекает неповторимым сочетанием парадной роскоши и интимной простоты. Это достигается во многом тем, что все сооружения гармонично включены в планировку, парковая архитектура дополняет живописное окружение. Каждый пейзаж в парке воспринимается законченным не только благодаря тому, что он замкнут среди деревьев и скульптуры, но и потому, что его отличает свойственное только ему оформление. Здесь и островерхая китайская пагода, беседки, обелиски, разноцветное покрытие аллей и площадок (мраморная крошка, песок), и спокойная гладь прудов. Цветочные узоры партера повторяют рисунок паркета во дворце. Единство архитектуры и природы заключалось в том, что каждый павильон или сооружение были композиционным центром своего микроансамбля, который, в свою очередь, был составной частью более сложного ансамбля. Несмотря на то что части усадьбы разнохарактерны по стилю, все они подчиняются общему архитектурно-планировочному решению парка.

Одновременно с главным домом рядом с ним было построено каменное сооружение, имитировавшее естественный грот. Его архитектура (проект принадлежит Ф. Аргунову) живописна, динамична и напоминает царскосельский грот, построенный еще В.В. Растрелли. Дополненный белокаменными деталями, карнизами, колоннами и пилястрами, фронтонами с лепниной, балюстрадой, он приобретает черты «очень выразительного барокко» [Згура, 1925б].

В дополнение к обильно декоратированным фасадам в нишах грота устанавливались белокаменные статуи. Круглые линии стилобата как бы омывают здание, и оно вторит своему отражению в зеркале пруда. Предназначенный для отдыха в жаркие дни грот создавал сказочное «Нептуново царство». Стены его кабинетов выложены узорами из разных по форме и размеру раковин. Вкрапления стекла, мелких кусочков минералов и маленьких ракушек на цветной штукатурке создают фантастические рисунки с подводными растениями и животными. 

Недалеко от грота, за прудом размещался похожий на маленький дворец Итальянский домик (построен под руководством Ю.И. Кологривова, отделку осуществил Ф. Аргунов).

Итальянский домик был окружен небольшим стилизованным садом в «итальянском вкусе» с разнообразными затеями. На берегу пруда на пригорке возвышалась статуя Сирены над фонтаном, а вокруг дома были расставлены мраморные вазы и скульптуры.

От Итальянского домика мостик вел к менажерее — пяти изящным домикам для птиц с  воротами, решетками и колоннами. Здесь содержались журавли, американские гуси, фазаны, пеликаны, рядом по обводному каналу плавали лебеди.

Пять маленьких домиков на восточном берегу пруда, стоящие полукругом, делились между собой радиусами ограды на пять секторов. Изящные каменные ограды, домики с пилястрами, обнесенные золоченой оградой, представляют одну из самых нарядных миниатюрных композиций усадьбы.

Два небольших пруда, Итальянский и Голландский, получившие свое названий от домиков на их берегу, становятся композиционными центрами юго-восточной и юго-западной частей сада. Домик под высокой черепичной крышей — своеобразная декорация уголка старой Голландии. Это одна из ранних построек усадьбы, о чем свидетельствует дата на фронтоне —1749. Его внутренние стены были отделаны изразцами и украшены картинами фламандской школы. Этот домик окружали цветники из гвоздик и тюльпанов. Из «голландского сада» лестница вела к воде. На берегах пруда находились две беседки: Пагоденбург, построенная в «китайском» стиле, и Столбовая, представляющая собой открытую колоннаду.

От голландского домика можно было попасть в персидскую или китайскую палатки, раскидывавшиеся только летом, и, наконец, в Эрмитаж — монументальный двухэтажный павильон. Это оригинальное по форме сооружение с бюстами в нишах и статуей первоначально Флоры, а затем Ганимеда на крыше считалось одной из главных диковин Кускова. Он как бы вобрал в себя изящество классицизма и барочную пышность. С балконов павильона открывался вид на парковое великолепие: стриженые лабиринты, дальние перспективы, темные каналы, золоченую яхту на большом пруду. Уютные и в то же время необычно оформленные роскошные помещения предназначались для интимных бесед, собраний. В верхний этаж гостей поднимал подъемник. Специальное устройство позволяло обходиться без прислуги. Снизу поднимались диваны, стол на 16 персон. Эрмитаж отделялся от сада березовой рощей, и в него вели шесть дорожек с шести разных сторон.

От Эрмитажа вдоль обводного канала в глубь сада вела аллея с каруселями, со всевозможными игровыми устройствами. Перед выходом из сада размещалась пещера огнедышащего дракона, обвивавшего дерево с двумя маленькими «гадинами». Недалеко от пещеры в двух шалашах находились восковые фигуры, поражавшие своим сходством с живыми людьми (особенно «Девушка с блюдом грибов»).

Большим успехом у гостей пользовался «воздушный театр» в восточной части регулярного сада его очертания хорошо сохранились. Все здесь было сделано из земляных насыпей, покрытых дерном, и стриженого кустарника. Сценой в нем служили небольшая лужайка, декорациями — живые деревья. Театр освещался гирляндами цветных фонариков и плошек. Нередко представление заканчивалось фейерверком.

Парк славился зеленым убранством. Среди насаждений были и редкие для Подмосковья виды кустарников и деревьев. До сих пор еще живы лиственницы и пихты. Подлинным украшением усадьбы была оранжерея (мастер — Ф. Аргунов). В ней лавровые, лимонные, апельсиновые и даже кофейные, чайные деревья достигали таких же размеров, как у себя на родине (по преданию, в случае порчи деревьев в Кускове собирался своего рода консилиум из лучших садовников всего московского округа). В 1786 г. по случаю приезда императрицы в Кусково оранжерея была обращена в «вокзал», в котором проходил танцевальный бал.

Парк Кусково в значительной степени обязан своей славой оранжереям. Искусство кусковских садоводов П. Бессонов [1872. С. 12] назвал «важным периодом для истории ботаники и садоводства в России». В оранжереях выращивали огромное количество деревьев и цветов для парка.

Ассортимент древесных пород был обычен для садов середины XVIII в. Подстригали преимущественно липу. У Итальянского домика были посажены березы. Топиарная стрижка также составляла гордость сада. Буксус и тисы благодаря мастерству садовников превращались в диковинных зверей, птиц, людей. Сохранилось изображение этих зеленых скульптур на гравюрах П. Лорана, а архивные документы подтверждают их существование. Так, существует «реестр имеющимся в селе Кусково деревьям» 1761 г., представляющий любопытное перечисление зеленых скульптур.

Большой интерес представляет и территория парка, размещенная за прудом. Настоящим украшением пейзажа был вековой лес с просеками. Здесь же были «руины», обелиски. В лесу находился зверинец с каменной трехкилометровой оградой и 600 зверями. В центре зверинца размещалась круглая беседка с колоннами.

Рядом с зверинцем помещались Конюшенный, Скотный и Псарный дворы, построенные в виде обширного замка.

В начале 1780-х годов в расположенной недалеко от усадьбы роще Гай появляется целый ряд новых затей: Английский сад, лабиринт, дом Уединения (построенный в 1782—1786 гг.), Философский домик, храм Тишины, павильон Лакасино, образцовый скотный двор Шомьера с восковыми фигурами кукол, пировавших за столом, птичник. В роще стояла Китайская башня с колокольчиками.

В конце рощи сверкало небольшое озеро, соединенное с другими озерами искусственными каналами. Их берега украшали высокие кедры, а полукруглые мостики с раззолоченными решетками и резными перилами вели в глубину рощи, к убежищу философов — уютному домику с зеркальными стенами, полами и расписным плафоном.

На границе рощи стоял знаменитый шереметевский театр.

Сын П.Б. Шереметева Н.П. Шереметев долго жил и учился за границей и был уже представителем нового поколения, другого мировоззрения. При нем Кусковский театр стал лучшим в России. 1792 год был годом зенита славы усадьбы и началом ее заката. Н.П. Шереметев потерял интерес к Кускову: «Его перестала прельщать слава устроителя праздников для многочисленного люда с гуляньями, песнями, жареными быками и пушечной пальбой. Два года спустя он начнет строительство дворца-театра в Останкине. Средоточие искусств и развлечений, рассчитанных на ценителей и знатоков изящного,— вот что теперь привлекало Н.П. Шереметева...» [Кусково, Останкино, Архангельское, 1976. С. 15].

Начав создавать Останкино, куда вскоре перекочевал и кусковский театр, Н.П. Шереметев забросил Кусково.

С 1799 г. Кусково опустело и медленно разрушалось. Зарастали аллеи, разрушались и горели постройки. Интересно, что ядро усадьбы, созданное в середине века, сохранялось значительно лучше, чем последние новшества конца века. Так, дом Уединения был разобран, театр сгорел, пейзажный парк отдан под строительство дач. Дожди смывали краски, остатки позолоты, время стирало выдумки художников, превращавшихся в жалкую бутафорию — непонятную и ненужную. Еще в большее запустение пришла усадьба после того, как она была разграблена во время Отечественной войны 1812 г. французами.

На протяжении почти двух веков в Кускове периодически велись реставрационные работы. Известно, что в 1850 г. они проводились под руководством Быковского, а в 1870 г.— Султанова.

В 1958—1968 гг. под руководством Л. Соболевой была реставрирована большая каменная оранжерея. Эта реставрация имела важное значение для всей усадьбы, так как партер — центральная часть парка — разбит между дворцом и оранжереей и перспектива от дворца явно проигрывала, замыкаясь полуразрушенным перестроенным зданием. Новый этап реставрационных работ был начат в 1976 г., когда снова обратились к оранжереям, которые дошли до нашего времени в очень разрушенном виде. Чертеж А. Миронова «Вид теплиц в саду села Кускова», найденный в Государственном музее творчества крепостных в Останкине, во многом помог ученым. Благодаря ему появилась возможность подтвердить размеры и расположение оранжерей, полностью совпадавших с размерами на плане.

Помощь оказали и другие документы, редкие книги, раскрывающие секреты ремесла оранжерейного искусства XVIII столетия, в частности книга Энгельмана «Новый способ устроения оранжерей и теплиц, основанный на опытах и наблюдениях физических в царстве растений», изданная в Москве в 1821 г.

В настоящее время реставрационные работы в усадьбе возглавляли О.С. Горбачева и Н.В. Сибиряков (с 1985 г.). На основе сохранившихся записей, рисунков, чертежей, используя работы современных исследователей [Згура, 1924, 1925; Станюкович, 1927; Сарсатских, 1931; Луиц, 1940б; Прохорова, 1940; Ростовцева, 1958; Глозман, Тыдман, 1966; Ариансон, 1979; Кричко, 1982; и др.], реставраторы воссоздают первозданный вид этой жемчужины садово-паркового искусства России.

В свое время усадьба наравне с петербургскими ансамблями оказала большое влияние на последующее развитие садово-паркового искусства в России. И сегодня, являясь уникальным памятником, она относится к числу выдающихся произведений русского зодчества середины XVIII в.


Останкино — памятник искусства крепостных мастеров. Древняя подмосковная усадьба Останкино представляет для нас особый интерес тем, что ее ансамбль сложился в основном за очень короткий срок — 10 лет, хотя существует она с XVI в. Другая особенность — это ее «увеселительное» назначение, что отразилось на специфическом характере садовых композиций. Останкино — уникальный памятник русской культуры XVIII в., удивительный по своему совершенству пример творческого синтеза архитектуры, садово-паркового искусства, театра, живописи, скульптуры, произведений декоративно-прикладных ремесел, которые слились в единое художественное целое. Большой интерес представляет он и как памятник эпохи крепостничества, музей творчества крепостных художников. Усадьба, дворец, парк и все, что в них находится, созданы талантом и трудом сотен крестьян, ремесленников и умельцев. Нам известны имена лишь немногих из них. Но и те сведения, которыми мы располагаем, и, конечно, сами собранные ценнейшие коллекции говорят об исключительной их одаренности и самоотверженной любви к искусству. Сады Останкина являются неотъемлемой составной частью этого единственного в своем роде ансамбля.

В конце XVI в. село Останкино (тогда Осташково) принадлежало В.Я. Щелканову. Усадьба состояла из боярских хором, деревянной церкви, пруда перед ней, хозяйственных построек. Уже в те времена здесь были высажены сибирские кедры и дубовая роща, которая частично сохраняется до сих пор [Соловьев, 1958]. С 1611 г., после того как село перешло во владение Черкасских, начинается новый период развития усадьбы. К 1646 г. здесь уже числилось 37 дворов, в том числе 12 из них принадлежало сокольничьим, 9 — псарям, 7 — конюхам и 3 — садовникам. Это говорит о ярко выраженном увеселительном характере усадьбы, который сохранился и в дальнейшем, уже при других владельцах (довольно редкий пример, когда основное назначение усадьбы не меняется на протяжении почти трех веков). Уже в середине XVII в. здесь при новых хоромах был создан сад. В 1683 г. крепостной зодчий П.С. Потехин рядом с прудом строит каменную церковь — замечательный памятник русской архитектуры эпохи «нарышкинского» барокко, поражающий и сейчас своим праздничным нарядом, легким многокупольным силуэтом, богатством и разнообразием архитектурных форм *. С этих пор по сей день в состав останкинского ансамбля входят три основных компонента: дворец, парк и церковь, которая напоминает нам о самом первом периоде его создания.

* Сведения о садах Останкина содержатся в следующих работах: [Чепурина. 1976; Соловьев, 1958; Елизарова, 1966; Вейнер, 1910; Кланг, 1927; Виноградов, 1929; Михайлов, 1976; Ленская 1982; и др.].

В начале XVIII в. усадьбой владеет князь А.М. Черкасский. Он большую часть времени проводил в новой столице, а позже — в Сибири и мало что мог сделать для украшения усадьбы. К тому же население Останкина сократилось из-за наборов в солдаты и отправки мастеров на стройки в Петербург. Только с 1739 г. А. М. Черкасский вновь смог заняться благоустройством своей любимой подмосковной усадьбы. Останкино становится местом проведения празднеств, охотничьих и других увеселений. Здесь уже тогда давались концерты, балы и «машкерады» для московской знати. Посещение такого праздника считалось большой честью.

Известно, что в состав регулярного сада при дворце входили липовые аллеи, кедровая роща, насаждения дуба, клена, цветники, крытые огибные дороги [Чепурина, 1976]. Рядом в плодовых садах росли яблони, груши, вишня, красная и черная смородина, крыжовник, малина, в парниках выращивали дыни и арбузы, имелось и большое оранжерейное хозяйство, поставлявшее на праздничный стол заморские фрукты.

В 1743 г. дочь А.М. Черкасского выходит замуж за графа П.Б. Шереметева — богатейшего вельможу, сына фельдмаршала — соратника Петра I, владельца другой крупной подмосковной усадьбы, Кусково. Усадьба опять перестраивается, но ее планировка, судя по генеральному плану межевания, составленному в 1766 г., остается предельно простой: дорога из Москвы проходит мимо плотины пруда, за ним церковь и почти квадратной формы регулярный сад, пересеченный крест-накрест и по диагоналям прямыми аллеями. В торце главной аллеи, проложенной в северном направлении от здания церкви,— господский «увеселительный» дом. К саду с севера, запада и юга примыкает лес, а с востока — небольшая слободка дворцовых служащих и мастеровых. Хозяин усадьбы живет постоянно в Кускове, там же предпринимает он и основные строительные работы. Останкино для него главным образом хозяйственная вотчина, здесь в теплицах выращивают лимоны и персики, гранаты и миндаль, фиговые и оливковые деревья. В саду к этому времени уже имелось пять крупных оранжерей, питомник, где выращивался сибирский кедр, цветники.

Основной период формирования ансамбля наступает в конце 1780-х годов, после того как усадьбу наследует Н.П. Шереметев.

Предстоящему расцвету ансамбля Останкино способствовал ряд обстоятельств. Н.П. Шереметев сосредоточил в своих руках несметные богатства, он был владельцем 210 тыс. крепостных, его имения находились в 17 губерниях и насчитывали 825 ООО десятин земли [Лепская, 1982]. В отличие от отца и деда его не увлекает ни военная, ни чиновничья карьера, свободное время он посвящает музыке, театру, изобразительным искусствам. Хозяин имения прекрасно образован, имеет связи с самыми передовыми людьми русского и западного искусства, много путешествует. В Кускове и Останкине он отбирает самых способных крестьянских детей для занятий всевозможными художествами, обучает их пению, танцам, расширяет актерскую труппу. Возможно, что в стремлении Н.П. Шереметева превратить Останкино в лучшую подмосковную усадьбу большую роль играли и причины личного порядка.

Его не устраивает старый «увеселительный» дом; увлеченный театральным искусством, он решает строить здесь специально оборудованный дворец-театр для труппы крепостных актеров. При этом Останкино явно предпочитается роскошному Кускову — усадьбе, которая была благоустроена и украшена его отцом и где лет десять тому назад был также создан театр. По предположению Ю. Шамурина, Н.П. Шереметев предпочел Останкино из-за крепостной актрисы П.И. Ковалевой, которой он был увлечен и которую хотел избавить от лишних унижений, так как в Кускове «все напоминало о ее скромном происхождении и прежней жизни. Еще более вероятно, что «мания строительства», по выражению Екатерины II в письме к Гримму, охватившая русских бар в конце XVIII в., не обошла и Н.П. Шереметева. Кусково было созданием его отца, Петра Борисовича, человека елизаветинского времени; сын, воспитанный на Западе новыми художественными течениями, едва ли удовлетворялся кусковскими затеями...» [Шамурин, 1912. С. 52].

К проектированию своей останкинской резиденции Н.П. Шереметев привлекает лучшие художественные силы, по при этом основные решения принимает он сам, отбирает и оценивает проекты, дает указания авторам, имея в виду свой замысел — создать здесь своеобразный дворец искусств, дворец-театр, дворец-музей, где должны найти место библиотека, научные кабинеты, картинная галерея и в то же время жилые помещения для многочисленных гостей. Сам этот замысел очень характерен для тенденции просветительства, охватившей в эту эпоху часть русского дворянства. Оставаясь на позициях крепостничества, екатерининские вельможи в то же время считали нужным разделять и некоторые взгляды, выраженные передовыми мыслителями, начиная с Ф. Вольтера и Ж.Ж. Руссо. В соответствии с этим Останкино проектировалось в духе нового художественного направления — классицизма с его ориентацией на идеалы гражданственности и просвещения.

После того как Н.П. Шереметева не удовлетворили проекты архитекторов Ф. Казне и Д. Кваренги, он поручает строительство своим крепостным зодчим А.Ф. Миронову и Г.Е. Дикушину, которые ранее строили театр в Кускове. Позже к ним примкнет П.И. Аргунов, тоже крепостной Н.П. Шереметева. К 1792 г. театральный корпус дворца был в основном готов. Строительство продолжалось, и к 1798 г. он был дополнен павильонами, флигелями, проходными галереями и пристройками со стороны парадного двора и парка.

Когда изучаешь сложный, состоящий из многих взаимосвязанных элементов план дворца, то нельзя не отметить теснейшее взаимопроникновение архитектуры и ее внешнего окружения. Пространство парка расчленяет его объем, приобретает некий полуинтерьерный характер между многочисленными выступами-ризалитами. С другой стороны, сами эти выступы, например ротонда в западном крыле здания, имеют вид парковых павильонов. Эта особенность ансамбля была подмечена И.Г. Семеновой [Кусково. Останкино. Архангельское, 1973].

Постройка нового дворца-театра повлекла за собой перепланировку и расширение старого парка. В 1793 г. А.Ф. Миронов составляет проект его центральной части, примыкающей к зданию дворца. Увеселительный сад состоит из обширного партера, боскетов-огородов за ним и двух участков, решенных в пейзажном стиле и примыкающих к западному и восточному флигелям дворца. Несмотря на то что пейзажные участки были распланированы живописно, в «английском вкусе», все же сад в целом сохраняет регулярный характер и большую его часть занимают боскеты с «кухонной зеленью», партер и прямые аллеи в старой, западной части. Зеленый ковер партера, слегка пониженный в центральной части, окаймляется огибной дорожкой-трельяжем. На ее фоне хорошо выделяются беломраморные бюсты-гермы и вазы. За «ковром» располагается открытая площадка круглой формы. В таком решении чувствуется мысль автора создать своего рода зеленый зал, четко выделенный в пространстве сада и примыкающий непосредственно к зданию театра. Очевидно, «зал» предназначался для театральных действий и должен был дополнять небольшой по размерам зал в самом дворце. Да и весь увеселительный сад представляется А.Ф. Миронову композиционным продолжением дворца, органично увязывается с ним, становится как бы зеленым «фойе» театра, кулуарами для прогулок в антрактах. Ось симметрии сада ориентировалась теперь на центр северной лоджии дворца, рисунок боскетов по обе стороны этой оси намечается одинаковым. В то же время пейзажные участки, хотя и расположены по отношению к оси строго симметрично, решены по-разному: в западном предусматривается устроить китайскую рощу с амфитеатром, обращенную к Итальянскому павильону, в восточном рисуется сеть прихотливо изогнутых дорожек и небольших лужаек. Весь придворцовый сад ограничивается валом и рвом с водой, который четко отделяет его от остального парка.

Устройство парка теснейшим образом связано с внутренней планировкой дворца — и это не случайно, ведь к этой задаче А.Ф. Миронов обращается, продолжая работы по интерьерам. В такой же мере, как партер является «продолжением» театрального зала, а китайский амфитеатр дополняет Итальянский павильон (служивший как бы музеем скульптуры), живописно решенная площадка в восточной части сада становится зеленым кулуаром концертного зала в Египетском павильоне. При этом пространственное решение всех этих трех участков строго симметрично и ориентировано на центры соответствующих архитектурных объектов. Таким образом, в придворцовом саду выявляются как бы три оси: одна главная, пересекающая партер и выводящая в глубину парка, и две дополнительные, продолжающие поперечную ось дворца, проходящую через главный корпус, галереи и павильоны. Более того, намечены и дополнительные оси меридионального направления, ориентированные на северные входы в Итальянский и Египетский павильоны и отмеченные входами в каждый из двух малых пейзажных садов.

А.Ф. Миронов стремится по возможности сохранить старый сад с его шпалерами, аллеями и цветниками. Это приводит к тому, что его проект имеет несколько двойственный характер — отдавая дань новомодному увлечению пейзажным стилем, он в то же время не решается отказаться от сложившегося регулярного характера старого сада.

Очевидно, это и послужило причиной того, что Н.П. Шереметев, не удовлетворенный планом А.Ф. Миронова, предложил переделать проект П.И. Аргунову. 

П.И. Аргунову принадлежит самая видная роль в создании дворца и парка Останкино. Он родился в 1768 г. в семье крепостного Шереметева талантливого живописца И.П. Аргунова и с детства был погружен в Атмосферу творческой деятельности. В 1788 г. он с семьей переезжает в Москву, учится живописи у отца, а затем архитектуре в школе и мастерской В.И. Баженова. В строительстве останкинского ансамбля он принимает участие начиная с 1793 г., выполняя самые ответственные работы.

Он проектирует и осуществляет художественное оформление ряда павильонов, интерьеров, пристроек, руководит отделочными работами. П.И. Аргунову поручалось также уточнение эскизов других зодчих. Он глубже проник в суть пейзажных приемов паркостроительства, чем его старший товарищ А.Ф. Миронов. Перед тем как обратиться к Останкинскому парку, он, конечно, видел уже новые пейзажные сады в Царском Селе, Петергофе, Ораниенбауме, кроме того, он работал в Гатчине, где в эти годы создавались пейзажные композиции вокруг озер.

Проект П.И. Аргунова более соответствует духу времени, в нем решительнее вводятся пейзажные приемы планировки, а регулярные элементы хотя и сохраняются, но уже не играют большой роли.

Рисунок боскетов остался прежним, но теперь вдоль аллей располагались молодые деревья, кустарники, а на их пересечениях — крупные взрослые деревья. Партер окончательно теряет свой регулярный характер и превращается в поляну удлиненной формы, окаймленную «свободными» группами деревьев, кустарниками и крытой дорожкой, которая к этому времени, очевидно, уже была устроена. П.И. Аргунов отказывается от создания китайского амфитеатра у Итальянского павильона, но предлагает «Парнас» посреди лужайки в восточной части сада. Такое решение рассчитано на создание живописной картины со стороны лоджии. В центре сада — освещенная солнцем поляна, она расчленена «кулисами» из лиственниц, дубов и кленов на несколько отстоящих друг от друга зрительных планов, создающих полный эффект глубокой перспективы.

Романтическую ноту в пейзаж вносила руина Миловзор на вершине горки Парнас, а чуть поодаль от нее, ближе ко рву, — беседка «наподобие храма».

Вариант П.И. Аргунова и был принят в 1795 г. к исполнению. Поляну-партер, горку Парнас, величественные статуи, лиственницы можно видеть здесь и сейчас.

Парк Останкино выходил, однако, далеко за пределы придворцовой части. К северу от нее был выкопан большой пруд, берегам которого были приданы «естественные» очертания полуостровов и заливов. Прогулка вокруг пруда, катанье на лодках, ночные фейерверки на воде входили в программу останкинских увеселений того времени. Но и это лишь малая часть того романтического пейзажного парка, который был создан в этой усадьбе. Аллеи уводили гуляющих к дальним дубравам, в глубины лесного массива, служившего раньше охотничьими угодьями. Лес пересекается живописной долиной речки Каменки, на которой в ту пору было устроено шесть больших и малых прудов. Вдоль правого, более возвышенного берега шла прогулочная дорога к р. Яузе, подводившая к наиболее выразительным видовым точкам.

Очевидно, устройству парка Н.П. Шереметев уделяет не меньшее внимание, чем самому дворцу, при этом он берет за образец лучшие примеры. В эти годы В.И. Баженов и М.Ф. Казаков создают царицынский ансамбль. Даже в неоконченном виде он производит на современников сильное впечатление. Неудивительно, что Н.П. Шереметев велит садовникам «делать дорожки таким образом, как сделаны в саду Царицынском, и быть им двух сортов: одни для пеших, а по другим можно было бы ездить в колясках, и чем более в том английском саду будет сделано дорожек, тем лучше». (Научный архив музея, л. 609. Повеление от 6/VIII 1797 г.).

В сферу планировки попадает в это время обширная территория, включающая села Останкино, Ростокино, Марфино, всю залесенную долину р. Каменки до р. Яузы. В лесном массиве, превращаемом в парк, начинают преобладать такие декоративные лиственные породы, как клен, береза, лишь по берегам Каменки сохраняется первозданная природа — здесь тон задают заросли ивы, ольхи, осины. Н.П. Шереметев вмешивается даже в выбор посадочного материала, предписывает сажать «сирень фиолетовую и белую, калину, черемуху, орешник, мало ольхи, редко рябину, липу, дуб и вяз, осину — не нужно, из плодовых — яблони и вишни для весеннего цветения» [Чепурина, 1976. С. 66—68]. Общее «смотрение» за парком осуществляет А. Агапов.

Открытие театра состоялось в июле 1795 г., когда здесь в присутствии ветеранов русско-турецкой войны был дан спектакль «Зелмира и Смелон, или Взятие Измаила», посвященный победе доблестных войск А.В. Суворова. К 1797 г. было закончено великолепное оформление интерьеров, приведен в порядок и парк. Увеселительная усадьба П. И. Шереметева стала широко известна не только в России, но и далеко за ее пределами. Дворец в это время представлял собой 11-образную группу связанных между собой построек, охватывающих с трех сторон пространство главного двора. В панораме ансамбля господствует церковь и стройное, торжественное здание театра с его шестиколонным коринфским портиком и круглым бельведером, увенчанным куполом. Их дополняют галереи, низкие жилые корпуса, ограда парадного двора, украшенная кордегардией со скульптурами кентавров. Позже в центре двора будет установлена скульптура античного покровителя искусств Аполлона, как бы символизирующего смысл всего ансамбля.

С Московской дороги (ныне Шереметевская улица) открывался с холма вид на пруд, рощи и улицу, застроенную домами с богато оформленными фасадами. В той продуманности, с которой решен передний фронт застройки усадьбы, видна особая забота в отношении зрительного восприятия панорамы ансамбля. Так как его строгая симметрия нарушалась зданием церкви, для восстановления зрительного равновесия с противоположной от нее стороны на таком же расстоянии от центральной оси (проходящей по центру дворцового портика) высаживается роща высококронных деревьев, окруженная оградой. Разумеется, виды рассчитывались не только на подъездах. С балкона дворца открывалась обратная панорама. На картине художника Д. Лифона (1799 г.) видно, что точно напротив дворца за прудом центральная ось ансамбля продолжена специальной перспективной просекой, уходящей в сторону Москвы.

Стремление к органическому слиянию дворца с окружающим парком выразилось и в художественной трактовке его интерьеров. Большие окна Египетского и Итальянского павильонов доходили до плоскости пола, и парк как бы «входил» во внутренние помещения. Слиянию интерьеров с зеленью парка способствовала особая цветовая гамма. Так, на фоне светло-палевых стен Египетского павильона выделялась своей интенсивной зеленой раскраской ниша, ведущая в сад, двери украшены золоченой резьбой, которая хорошо гармонирует с осенними тонами. Стены Итальянского павильона были украшены живописным изображением балюстрад и цветочными бордюрами, что создавало иллюзию большого проема, открытого в сад. Крепостные умельцы создали в Останкинском дворце непревзойденные образцы художественной отделки интерьеров — их украшали скульптура, расписные плафоны, наборный паркет, люстры, вазы, зеркала.

Останкинский парк не избежал судьбы большинства пейзажных композиций XVIII в.: он тщательно поддерживался в течение нескольких десятилетий, но к 1830-м годам начал приходить в запустение — «золотая» эпоха дворянских усадеб подходила к концу. Еще в 1810 г. в описи, составленной вскоре после смерти Н.П. Шереметева, указывается, что в оранжереях Останкина имеется 6000 растений, что даже по тем временам было уникальной коллекцией. В дальнейшем на фоне постепенного упадка усадьбы бывали и моменты подъема. Так, в 1856—1858 гг. в саду были проведены восстановительные работы, которыми руководил архитектор М.А. Быковский, создатель марфинского ансамбля.

К концу XIX в. земли усадьбы Останкино начинают застраиваться дачами, экономические нужды заставляют хозяев имения рассматривать его не только как уникальный художественный музей (разумеется, частный, с ограниченным доступом), но и как источник доходов: в оранжереях выращивают цветы на продажу, огороды и дачные участки сдаются в аренду.

Останкинский парк становится местом прогулок горожан, в придворцовый «увеселительный» сад вход был ограничен, но по берегам и в дубравах устраивались многолюдные праздничные гулянья. На полотнах художников XVIII в. изображены жизнерадостные открытые пейзажи дворцового пруда, запрудной рощи, лугов за плотиной, с публикой, представляющей самые различные сословия.

По-настоящему открылись для народа художественные ценности Останкина после Великой Октябрьской социалистической революции. Уже в декабре 1917 г. Комиссия по охране искусства и старины Моссовета берет под свою опеку все ценности ансамбля. В следующем году он становится Государственным музеем творчества крепостных и вскоре после этого открывает двери массам посетителей-трудящихся. Тогда же были определены и границы парка, они включили территорию площадью 55 га, расположенную к северу и западу от дворца.

С 1935 г. музей ведет научную работу по исследованию дворца, его художественного убранства и парка. Это позволило предпринять обмерные, а затем реставрационные работы и восстановить первоначальный облик большинства внутренних помещений и фасад здания. Реставрационные работы коснулись и придворцового «увеселительного» сада, здесь по проекту профессора Е.В. Шервинского в соответствии с планом М.Ф. Миронова 1793 г. был восстановлен партер (1939—1940 гг.).

В настоящее время вся придворцовая часть обособлена от остальной части парка и находится в ведении Министерства культуры РСФСР. Здесь установлен строгий режим охраны, намечаются меры по воссозданию сада — памятника русского пейзажного искусства.

Еще в 1970-е годы Л.Н. Дмитриевой и Н.Е. Чепуриной было проведено натурное обследование, которое показало, что насаждения этой части парка находятся в плохом состоянии. Большинство из 90 дубов, возраст которых более двух веков, суховершинят и находятся в угнетенном состоянии. Исчезла кедровая роща. Внушают опасение две последние сохранившиеся лиственницы, высаженные около партера в 1795 г.,— бесспорно, самые декоративные деревья придворцовой части, чуть ли не единственные живые «сверстницы» дворца. Насаждения липы, клена остролистного, лиственницы сибирской в западной части сада переуплотнены, запущена живая изгородь из акации вокруг партера и т. д. Предстоит трудоемкая и длительная работа по приведению в порядок насаждений, воссозданию элементов сада в соответствии с замыслами М.Ф. Миронова и П.И. Аргунова, организации здесь музейной экспозиции садово-парковой архитектуры конца XVIII в.

Большая часть территории, входящей раньше в состав имения Шереметевых, отведена под Парк культуры и отдыха им. Дзержинского, Всесоюзную сельскохозяйственную выставку (позже ВДНХ) и Главный ботанический сад АН СССР. С самого начала была поставлена задача обеспечить функциональное единство и территориальную взаимосвязь всех этих трех элементов, составляющих основу большого северного садово-паркового комплекса столицы общей площадью около 1000 га [Вергунов, 1980]. Останкинский дворец ныне уже не может рассматриваться как архитектурная доминанта всей этой зоны — рядом выросли огромные здания общественного назначения: гостиница «Космос», главный и другие крупные павильоны ВДНХ, многоэтажные жилые корпуса, телецентр и т. д. Но он продолжает иметь значение исторического ядра садово-паркового комплекса, причем сейчас это ядро территориально совпадает и с его пространственной доминантой, каковой являемся Останкинская телевизионная башня (видная практически отовсюду).

Конечно, останкинский ансамбль потерял свою обособленность и стал сейчас лишь элементом крупнейшего градостроительного образования. Вокруг него складывается композиционная система совершенно иных масштабов с другими закономерностями зрительного восприятия, что особенно ясно обнаруживается при взгляде на дворец, парк и все их окружение с высоты обзорных площадок телебашни. Вместе с тем становится очевидным то определяющее воздействие, которое оказывают на развитие города входящие в него исторически возникшие архитектурные элементы и парковые массивы. Уходит на юг от дворцового пруда озелененная магистраль, которая, сливаясь с бульварами, старинным парком у ЦДСА, скверами вокруг новых олимпийских сооружений, становится северным зеленым лучом Москвы, достигает ее центральных кварталов. Она проложена вдоль той старой дороги, которая была устроена в конце XVIII в. в связи с постройкой дворца Н.П. Шереметева.

Широкая полоса зелени тянется от дворца и телебашни к проспекту Мира. Здесь сейчас сформирована целая система скверов и бульваров, имеющих мемориальное значение и посвященных триумфу советских исследователей космоса. Дальше к востоку простираются необозримые горизонты Сокольнической рощи и Погоно-Лосиного острова, которые связывают столицу с ее лесопарковым поясом. На севере Останкинский парк сливается с лесным массивом Ботанического сада, садами Выставки достижений народного хозяйства. Сам дворец и Троицкая церковь, примыкающий к ним партер, пруд с огромной высоты башни кажутся игрушками, драгоценными украшениями на сложной «ткани» застройки города. Но именно этот заложенный еще три века назад дворцово-парковый ансамбль и явился исходной точкой, положившей начало развитию всего северного центра столицы, где так удивительно зримо встречаются ее далекое прошлое и будущее.


Архангельское. Сведения о небольшом селе Уполозы — будущем Архангельском — (два двора и несколько крестьянских избушек), принадлежавшем вотчиннику А.И. Уполоцкому, появляются впервые в 1584 г. на страницах писцовой книги. Село расположилось в живописном месте — на поросших соснами холмах, у самого берега старого русла р. Москвы.

Уже в 1646 г., после строительства небольшой церкви Архангела Михаила на высоком берегу, в документах село впервые называется Архангельским, а принадлежит оно боярину Ф.И. Шереметеву. Несмотря на частые смены владельцев, село постепенно расширялось. Его значение выросло во второй половине XVII в., когда деревянную церковь сменила новая, кирпичная, которую с небольшими перестройками мы и, сейчас видим в усадьбе. Над белеными кирпичными стенами возвышались крытые осиновым лемехом купола.

В конце XVII в. эти земли становятся собственностью князя М.Я. Черкасского, который обустраивает здесь свою подмосковную вотчину.

Недалеко от церкви он возвел «хоромы» в три сруба, связанные сенями, покрытые фигурной кровлей и обнесенные решетчатым забором. В это же время здесь появляются баня, поварня, ледник, погреб, конюшенный двор, амбары, разбивается сад в полторы десятины, отводится участок под огород. Если все эти сооружения и устройства носили утилитарный характер и были типичны для усадеб того времени, то строительство двух оранжерей для заморских растений (персиков, олеандров, лавров и др.) является уникальным для того времени и стало едва ли не первым предвестником будущих «затей», которым в следующем столетии будет отводиться в усадьбах особая роль.

К началу XVIII в. постройки усадьбы группировались около каменной церкви. Постройки, по всей видимости, были расположены к северу от храма, там, где теперь идет аллея и стоят дома, принадлежавшие раньше служителям культа [Бессонов, 1937б].

В 1703 г. эти земли переходят во владения сподвижника Петра I князя Д.М. Голицына — одного из наиболее просвещенных вельмож своего времени, прекрасно знавшего западноевропейскую культуру. 27 лет князь не появлялся в Архангельском и лишь при Анне Иоанновне, попав в опалу, поселился здесь. Его не устраивала старинная усадьба, ее старомодный быт. Имея огромные средства и много свободного времени, будучи человеком деятельным, он занялся перестройкой усадьбы по своему вкусу — с роскошными по тому времени палатами, обширными садами. По сведениям С.В. Бессонова [19376], в 30-х годах XVIII в. Д.М. Голицын перенес усадьбу на территорию современного парка. Дом его стоял примерно на месте теперешней большой террасы, к западу от старой усадьбы.

В это же время около дома разбивается регулярный сад размером 405X320 м. Он имел ориентацию не как сейчас — с севера на юг, а поперек, вдоль фасада дома. Парк пересекали несколько обсаженных кленом и липой аллей. Одна из них вела к дому. Наиболее ранний план усадьбы, сохранившийся до наших дней, датирован 1767 г. Он и позволяет судить нам о планировочных решениях усадьбы в первой половине XVIII в., так как известно, что до этого времени больших работ в усадьбе не производилось. По плану видно, что в очертаниях парка нет строгой геометрии, отсутствует и четкая ось симметрии, которая становится обязательной для таких усадеб. Между парком и обрывом к реке в то время размещались дворовые постройки, огороды.

Архангельское уже в первой трети XVIII в. стало превращаться в парадную усадьбу вельможи нового времени. Но с 1736 г. в связи с арестом графа Д.М. Голицына работы по отделке дома, благоустройству парка были прекращены, они возобновились лишь при его внуке.

Усадьба все эти годы существовала, есть сведения, что в 1738 г. в оранжереях с остекленными рамами, отапливаемыми изразцовыми печами росли лавровые, фиговые, лимонные деревья, олеандры, герань, другие диковинные растения. В саду росли каштаны, грецкие орехи, яблони, груши, смородина, тюльпаны, ирисы. За садом и оранжереями смотрел «садовый мастер» Федор Тяжелов с помощником и четырьмя учениками [Познанский, 1966].

В конце XVIII в. Голицын-внук (1751—1809) поднимается к вершинам власти и решает построить дворец, соответствующий его положению в свете и подчеркивающий древность и незыблемость его рода. Князь впервые появляется в Архангельском еще в 1773 г., после заграничного путешествия. Видимо, еще тогда свежие впечатления от загородных ансамблей Франции, Италии, Германии да и сама красота природы в Архангельском наводят его на мысль о строительстве парадной резиденции в этом чрезвычайно удобном для таких целей месте.

В 1780 г. владелец усадьбы ломает обветшавший деревянный дом, построенный его дедом, и начинает создавать новую усадьбу. Большой дом строится по проекту французского архитектора Шарля де Герна. В проект вносятся некоторые изменения. Одновременно создается план устройства парка, который претворяется в жизнь. Его планировка практически полностью сохранилась до нашего времени.

Более поздние работы коснулись в основном внутреннего оформления дома и не нарушили основных идей организации пространства усадьбы.

Несмотря на то что строительство затянулось (с 1780 по 1831 г.), что не могло не отразиться на архитектуре дома, других построек, оформлении парка, ансамбль, включающий разновременные и разностильные элементы, гармоничен и создается впечатление, что он создан прекрасным мастером на одном дыхании. Видимо, в создании усадьбы важную роль сыграл сам Н.А. Голицын, который, по дошедшим сведениям, обладал отличным вкусом. Это обстоятельство могло иметь решающее значение для последовательной реализации общего архитектурно-художественного замысла ансамбля в течение почти тридцати лет его активного развития.

Усадьбу отличает гармоничное единство больших перспектив и тщательная отделка мелких архитектурных деталей, синтез естественного и созданного человеком. «Французский» сад прежней голицынской усадьбы стал исходной точкой для планировки нового, более торжественного регулярного парка, выполненного на основе строгой симметрии. Появляется большой партер, обсаженный стриженными в виде шаров деревьями. Его аллеи, постепенно удлиняясь в сторону Москвы-реки, создавали грандиозную перспективу. С двух сторон партера над Москвой-рекой возводятся флигеля оранжерей.

Исследователи отмечали традиционность архитектурно-планировочного решения усадьбы. В этой связи характерно высказывание Ю. Шамурина [1912. С. 41]: «Во второй половине XVIII века мода на подобные сады миновала по всей Европе. Несколько старомодна и чинная, строго симметричная планировка усадьбы и парка, свойственная эпохе барокко и редко прельщавшая архитекторов классицизма. Но указание на старомодность и запоздалость меньше всего является упреком: Архангельское слишком прекрасно, в нем нет ни противоречий, ни досадных обмолвок...»

В 80-х годах XVIII в. в оформлении парка начинают использовать мраморную скульптуру. В 90-х годах по проекту жившего в России итальянского архитектора Дж. Тромбаро сооружаются каменные террасы, украшенные бюстами и статуями. Скульптуре в усадьбе всегда отводилась главная роль — она использовалась для декоративного оформления, обозначения границ отдельных участков, создания цветовых акцентов, завершения аллей, подчеркивания оси симметрии и масштабности.

Современники особо отмечали красоту подпорной стены нижней террасы, выходившей на партер. В ее оформлении удачно использовали барельефы и бюсты в специальных нишах. В это же время на верхней площадке заканчивается возведение стен дворца, строятся флигеля и белокаменные колоннады. Рядом с террасами сада воздвигаются Римские руинные ворота, павильон Каприз и Чайный домик, на некотором удалении создается пейзажный парк с модными в то время затеями: Соломенная беседка, Аполлонова роща, Магометов лес с павильоном Мекка. К началу XIX в. в парке было расставлено уже более 50 скульптур.

Несмотря на то что в 1809 г., когда умер Н.А. Голицын, отделочные работы в усадьбе еще не закончились, она уже обрела свой величавый облик, который в дальнейшем только дополнялся за счет придания большей парадности и блеска.

В 1810 г. наследники Н.А. Голицына продают Архангельское Н.Б. Юсупову (1750—1831), который, обладая огромными богатствами и будучи высокообразованным человеком, продолжил задуманное Н.А. Голицыным и создал многое из того, чем мы и сейчас восхищаемся. «Он не был создателем Архангельского, но его образ неотделим от усадьбы: Юсупов оживил ее, наполнил художественными произведениями, укрепил дом и дополнил историю Архангельского теми страницами жизни, которых ему не хватало» [Шамурин, 1912. с.41].

В русских усадьбах, расположенных на крутых склонах, и раньше использовали прием создания перед домом террас, спускавшихся пологими ступенями вниз к реке или пруду, но никогда террасы не украшались таким количеством статуй и бюстов. В Архангельском размещение скульптуры и устройство террас, лестниц рассчитывалось на восприятие ансамбля в движении. Перед глазами возникали все новые и новые художественные произведения из камня, словно бесконечный калейдоскоп, как страницы прекрасной книги менялись виды на дворец, на стриженые липовые аллеи, партер, полузакрытые яркой зеленью белоснежные подпорные стенки, необычной архитектуры павильоны. При движении плавно появлялись и менялись разнообразные перспективы и панорамы, привлекали внимание редкие растения и цветы. Причем каждая композиция доводилась до совершенства, не было ничего лишнего, инородного.

Князь Н.Б. Юсупов приобрел Архангельское, чтобы разместить в усадьбе собранные им картины, коллекции античной скульптуры, фарфора, библиотеку. Потребовалось два года напряженного труда каменщиков, штукатуров, плотников, паркетчиков, кузнецов, художников, чтобы к лету 1812 г. закончить отделочные работы. Завершением работ во дворце руководил талантливый крепостной архитектор В.Я. Стрижаков. Но началась Отечественная война 1812 г. Наиболее ценные предметы из дворца были вывезены в Астрахань, некоторые закопаны в парке, но многое было разграблено французами или погибло несколько позже, во время бунта крестьян.

Восстановительные работы в основном были завершены к 1815 г., но некоторые продолжались еще несколько лет. В усадьбе в эти годы под руководством В.Я. Стрижакова работали О.И. Бове, Е.Д. Тюрин, С.П. Мельников, В.Г. Дрегалов и целая плеяда известных и неизвестных талантливых мастеров, крепостных умельцев, среди них И. Борунов, Ф. Бредихин, Л. Рабутовский и др.

Ансамблю придается еще больше величия и торжественности. Дворец становится богатейшим музеем живописи, скульптуры, прикладного искусства. Красоты природы в усадьбе дополнялись полотнами выдающихся русских и иностранных художников, редчайшими художественными произведениями. Некоторые интерьеры специально перестраивались для размещения живописных полотен. Для картин Гюбера Робера были созданы восьмиугольные залы, а стены окрашивались в тона, способствующие более полному восприятию живописи.

«Но, любуясь шедеврами кисти Ван Дейка, Тьеполо, Рембрандта, картинами художников XVIII века, подлинными мраморами античности, которые хранились здесь, все же никто не мог сказать, что природа побеждена искусством. В Архангельском искусство в золоченых рамах и искусство украшать природу не сталкиваются в противодействии, они органично дополняют друг друга, помогая увидеть блеск интерпретации натуры под кистью живописца и тактичное привнесение художественных приемов в окружающий пейзаж» [...в окрестностях Москвы, 1979. С. 214]. «Как Архангельское не есть доходная деревня,— писал Юсупов (цит. по: [Ильин, 1966. С. 160]),— а расходная, и для веселия, а не для прибыли, то стараться... то заводить, что редко, и чтобы все было лучше, нежели у других».

Безусловно, определенный отпечаток на оформление усадьбы оказала победа России над войсками Наполеона. Так, для создания большей торжественности и усиления значимости усадьбы архитектор В.Я. Стрижаков по проекту С.П. Мельникова строит въездную арку. Широкая обсаженная липами аллея ведет к постепенно раскрывающемуся из-за зелени дворцу. В естественном коридоре появляются фронтон, арка, а сквозь чугунный ажур решетки ворот виден портик дворца. Хотя архитектура арки относится к более позднему времени, она гармонично дополняет ансамбль. Арка характерной окраски русского ампира: на бледно-желтом фоне — белые украшения и колонны, а украшает ее барельеф победоносно трубящей Славы, под которым оказываются все входящие во дворец.

Арка, боковые служебные флигеля, колоннады галерей и здание дворца охватывают парадный двор, куда въезжали кареты.

Главный дом усадьбы сравнительно небольшой. Стены дворца гладкие, без украшений. Он кажется скромным, но одновременно и нарядным за счет ясных строгих линий, гармоничных пропорций. Выразительная простота, благородная сдержанность подчеркиваются освещением. Северный фасад всегда остается в тени.

В 1817 г. крепостной О. Иванов с артелью возводит в центре дома круглый, более высокий и стройный бельведер, который сделал дворец еще выразительнее. Бельведер над домом — дань моде, в то время он появился во многих русских усадьбах.

Войдя в дом, посетитель попадает в вестибюль, а затем в расположенные по обе стороны анфилады высоких светлых парадных гостиных, украшенных живописью, скульптурой, обставленных редкой по красоте мебелью.

Центр композиции дворца — торжественный овальный зал. Над увенчанными капителями колоннами из искусственного мрамора устроены хоры для оркестра. В плафоне расписанного сферического купола после 1820 г. появилось изображение парящих в облаках Амура и Психеи. В овальном зале под звуки крепостного оркестра устраивались пышные приемы и балы.

Во дворце повсюду ощущаются легкость и наполненность воздухом, близость с природой. Из овального зала сквозь застекленные окна и двери гости не только любовались живыми картинами природы, но и могли выйти на верхнюю террасу, с которой открывался живописный вид на синеющие вдали леса, луга и поляны.

Дворец и парк имеют единую ось симметрии, ориентированную с севера на юг. На севере она начинается подъездной аллеей, ведущей через рощу к въездной арке, проходит через вестибюль и овальный зал дворца, спускается по террасам, партерам, обрывистому берегу к реке и уходит в бескрайнюю перспективу полей и лесов.

Три расположенные за дворцом террасы имеют регулярную строго геометричную планировку, и их оформление статуями и стрижеными шпалерами не уступало партерам лучших итальянских вилл.

Верхняя (малая) терраса имеет форму квадрата, обрамленного с двух сторон могучими лиственницами. В центре — мраморная группа «Геркулес, побеждающий Антея» (копия XVIII в. с оригинала XVII в.). Если смотреть на север, то фасад дворца как бы заполняет все пространство. И именно из-под его невысокого белокаменного цоколя появляется зеленый ковер газона, который и является началом парка. При взгляде в противоположную сторону видны строгие ряды беломраморных скульптур, ажурные балюстрады, изумрудная гладь партера, окаймленная шпалерами, кроны деревьев, ограничивающие террасы гигантскими ступенями. И хотя регулярный парк не так велик (всего 14 га), создается впечатление, что он безграничен.

Верхняя терраса заканчивается балюстрадой с вазами. Украшенная статуями лестница ведет на среднюю террасу с круглой чашей фонтана, скульптурной группой и мраморными скамейками. Терраса узкой полосой протянулась параллельно фасаду дворца. Стриженые шпалеры по краям террас постепенно переходят в живописные, поросшие елью и березой поляны. А вниз опять влечет лестница со скульптурой, которая маршами на две стороны ведет к подножию подпорной стенки. Здесь мы видим аллегорические женские фигуры, символизирующие страны света. По бокам грота, расположенного в центре высокой, длиной 150 м, увитой диким виноградом подпорной стенки, установлены львы. Первоначально за позолоченной решеткой в виде лучей солнца журчал фонтан, позже там появляется мраморная Венера. Венчают подпорную стенку стоящие попарно мраморные бюсты.

Обширный, уходящий вдаль зеленый партер по бокам ограничен подстриженными шпалерами лип и четким строем беломраморных статуй, одна группа установлена на газоне. За партером видна мраморная колонна в память посещения усадьбы Александром I. Партер (240X70 м) кажется больше, чем он есть на самом деле, за счет умело найденных пропорций и расстановки зрительных акцентов.

Парковые аллеи, пересекаясь под прямым углом, делят территорию на участки правильной формы. В западной части парка одну из аллей замыкает миниатюрный храм Памяти, построенный в 1819 г. архитектором Е.Д. Тюриным. В каменной нише, за портиком из четырех колонн,— скульптурное изображение Екатерины II в виде богини правосудия Фемиды, перед ним треножник, в котором курились ароматные травы.

В восточной части в центре обсаженной деревьями круглой площадки размещен Розовый фонтан, а дальше Пушкинская аллея, от которой к дворцу идет крытая огибная дорога — одна из немногих сохранившихся до наших дней.

За зеленым партером начинался крутой спуск к реке. Сходы огибали видовые беседки на искусственных холмах, созданные для любования изгибами уходящей вдаль реки. Чтобы получить красивые плавные очертания при переходе от партера к обрыву, деревья на склоне стригли на уровне высоты деревьев, граничащих с партером. У берега Москвы-реки, где сейчас возвышается балюстрада, в начале XVIII в. был цветник, а по его сторонам до 1934 г. стояли трехэтажные флигеля.

Увлекаясь театром, Н. Б. Юсупов в 1817— 1818 гг. в районе Горятинской рощи строит театр, вмещавший 400 человек. В его проектировании и строительстве участвовали О.И. Бове, В.Я. Стрижаков, Е.Д. Тюрин, С.П. Мельников. Внешне золотисто-белое оштукатуренное деревянное здание отличается особой скромностью и лаконичностью форм. И совершенно по-другому — парадно, празднично, с использованием арок, пилонов, колонн, карнизов — решается его внутреннее оформление. Декорации для сцены театра писал приглашенный Н. Б. Юсуповым в Россию знаменитый художник-декоратор П. Гонзаго, который обладал способностью создавать иллюзию сводчатых помещений, арок, мог передавать пространственность помещений.

Здание театра сейчас расположено за оградой усадьбы, но ограда появилась только в 1937 г. В те далекие времена театр окружал пейзажный парк, начинавшийся от границ регулярного. Прямая аллея вела от павильона Екатерины II к театру, а далее в виде серпантина извилистых тропинок спускалась к воронковским и горятинским прудам.

Следует особо сказать об отношении владельцев Архангельского к природному окружению усадьбы. Сам Н.Б. Юсупов следил, чтобы строения в Архангельском, Воронках, у Горятинского озера не только не нарушали, но и дополняли художественные достоинства территории. В рощах, непосредственно примыкающих к парку: с востока — в Архангельской и Захаровской, с севера — Быковой и Малиновой, с запада — Кпязьборисовой, Аполлоновой и Горятинской, были проведены работы, которые позволили превратить их в популярные в те годы «английские» парки. По данным С.В. Бессонова [1937], только в 1815 г. в окружавших усадьбу рощах было высажено 1370 лип, 605 берез, 1605 рябин, 80 кустов черемухи и 300 кустов шиповника. Одновременно через рощи прорубались просеки, ведущие к дворцу, они четко обозначены на плане 1818 г.

Центром Композиции была и площадка, к которой сходились радиальные аллеи Аполлоновой рощи, расположенной около Воронков. Над круглой в плане площадкой возвышался бюст Аполлона, черты лица которого напоминали Н.Б. Юсупова.

На берегу Горятинского озера размещались строения, а на живописном островке, имеющем форму трилистника, был сооружен птичник. У воды стоял стилизованный китайский павильон, а в Горятинском овраге — уединенная, увитая хмелем «соломенная беседка». В 1816 г. на берегу сооружается водонапорная башня и устанавливается паровая машина, снабжавшие усадьбу и парковые фонтаны водой.

Севернее, за Аполлоновой рощей, размещались усадебные строения Воронки, которые с древних времен считались частью Архангельского.

Из письменных источников известно, что в 1811 г. здесь вырыли пруд, а по плану 1818 г. уже можно представить и внешний вид — типично усадебный дом с парадным цветочным партером в окружении фруктового сада. В 1829 г. на этой территории создают зверинец, куда переносят птичник с острова на Горятинском пруду, возводят и другие увеселительные строения.

Некоторым участкам Архангельской рощи, находящейся к востоку от парка, были приданы «пейзажные» очертания, на них разместили декоративные постройки, здесь уже в 1818 г. был создан зверинец. Часть рощи в 1824 г. получила название Магометова леса, что было связано со строительством на искусственном холме домика «турецкой» архитектуры.

В 1827 г. Н.Б. Юсуповым начаты большие работы по благоустройству и озеленению ближайших и дальних лесов и полян, что было связано с идеей создания уникального ботанического сада. К сожалению, полностью осуществить проект не удалось.

В 1829 г. архитектор В. Г. Дрегалов перестраивает террасы парка, которые практически без изменений сохранились до наших дней. Он также заново отделывает ротонду, оставшуюся от библиотеки после пожара 1829г. В более раннее время южный фасад библиотеки выходил в живописный дворик-сад, туда же смотрели окна Каприза — малого дворца наподобие Эрмитажа (позже его перестроили в обычный жилой флигель). В начале XIX в. весь этот ансамбль называли Каприз. 

Красота Архангельского в любую погоду, в любое время дня и года приводила в восхищение всех, кто его видел. Об усадьбе с восторгом писала А.С. Пушкин и А.И. Герцен. В один из приездов А.С. Пушкин вместе с поэтом П.А. Вяземским присутствовал на церемонии поздравления с праздником князя его крестьянами. В честь поэта одна из аллеи в восточной части парка подучила название Пушкинской. К столетию со дня рождения А.С. Пушкина в конце аллеи был установлен памятник поэту, на пьедестале которого — строки из послания «К вельможе»:

«... Ступив за твои порог,
Я вдруг переношусь во дни Екатерины.
Книгохранилище, кумиры, и картины,
И стройные сады свидетельствуют мне,
Что благосклонствуешь ты музам в тишине...»

Известно, что молодой А.И. Герцен был в усадьбе в 1833 г., он писал: «Я до сих пор люблю Архангельское. Посмотрите, как мил этот маленький клочок, земли от Москвы-реки до дороги. Здесь человек встретился с природой под другим условием, нежели обыкновенно. Он потребовал от неё одной перемены декораций,  для того чтобы отпечатать дух свой, придать естественной красоте художественную,  очеловечить ее на ее пространных страницах, — словом, из леса сделать парк, из рощицы — сад. Еще больше — гордый аристократ собрал тут растения со всех частей света и заставил их утешать себя на севере; собрал ценнейшие произведения живописи и ваяния и поставил их рядом с природой как вопрос: кто из них лучше?» [Герцен, 1936. С. 64].

Следует отметить, что в это время многие подмосковные усадьбы, в том числе Кусково, Останкино, уже приходят в упадок.

В 1831 г. усадьба по наследству переходит к Б.Н. Юсупову, который сразу же приступил к ликвидации убыточных затей отца: продается ботанический сад, распускаются труппа и оркестр, вывозятся в Петербург лучшие произведения искусства. Дом пустеет. Видимо, в это время из-за ненадобности гибнет часть декораций П. Гонзаго. На протяжении оставшихся лет XIX в. в усадьбе проводился только «косметический» ремонт, а современники не оставляют никаких воспоминаний об ее устройстве, укладе жизни.

В начале XX в. усадьба как бы оживает, привлекает внимание. Летом 1903 г. здесь живет В.А. Серов, сюда Приезжают А.Н. Бенуа, К.А. Коровин, К.Е. Маковский, Последние владельцы пытаются восстановить былую известность Архангельского. Они приглашают реставраторов, садовников.

В 1909—1916 гг. по проекту Р.И. Клейна при участии Г.Б. Бархина строится колоннада-храм — семейная усыпальница Юсуповых.

Несмотря на то, что художественные приемы, используемые в Архангельском, уникальны, тем не менее эта усадьба собрала все лучшее, что было создано в русской архитектуре, садово-парковом искусстве XVIII—XIX вв., став исключительным по красоте ансамблем, блестящим памятником этой эпохи.


Горенки и Нескучное. Первые ботанические сады. Конец XVIII — начало XIX в. отмечены появлением В России ботанических садов. Большая часть их располагалась в пригородных усадьбах крупных вельмож и являлась своего рода диковинкой, призванной лишь поразить любопытствующих гостей. Но некоторые меценаты всерьёз увлекались собиранием ботанических коллекций, привлекая к этому делу специалистов. В редких случаях такие усадьбы становились своеобразными научными центрами, пользовались широкой известностью даже за рубежом. Таковы Горенки под Москвой, Ботанический сад был создан здесь в первых годах XIX в., после того как усадьба была заново перестроена в 1798 г. А.К. Разумовским.

Сад, отличался подбором разнообразных растений, среди которых было много лечебных трав, экзотических плодовых деревьев и кустарников.

Занимающая около 730 га территория усадьбы включала декоративный парк, систематические участки с растениями, высаженными в открытом грунте, большое количество оранжерей, хозяйственные дворы в т. д. Общее количество видов (интродуцированных) растений коллекции достигало в годы расцвета сада 7000 [Головкин, 1981]. Многие из этих растений не были известны в Европе, так как доставлялись сюда из отдаленных провинций России впервые, в том числе из Сибири, Урала, Алтая, Крыма, Кавказа, Аляски и т. д. Здесь хранились семена, собранные русскими учеными в зарубежных поездках (например, И. Редовским в Китае), в кругосветном путешествии И.Ф. Крузенштерна и др. Научное руководство садом Горенки осуществлялось под наблюдением Ф.X. Стевена, Ф. Б. Фишера и других видных ботаников. Здесь были собраны и уникальная библиотека, замечательный гербарий, коллекция сада широко использовалась для работ по систематике растений.

Особенность ботанического сада Горенок заключается в том, что он является органической частью архитектурного ансамбля усадьбы. Дворец А. К. Разумовского обращен своим южным фасадом с лоджией к парку и прудам. Непосредственно к дворцу примыкали оранжереи, которые вместе с фасадом и двумя павильонами обрамляли широкий цветочный партер, украшенный статуями из мрамора. Парадно решенные лестницы ведут к пруду, на его противоположной, южной стороне напротив дворца стояло здание, специально построенное для гербария и коллекции минералов. Самая крупная оранжерея располагалась несколько в стороне от дворца, к ней примыкали участки коллекционных растений. Сам парк, изобиловавший сибирскими кедрами, американскими елями, соснами Веймутова [Соколов, 1959], был распланирован в пейзажном стиле, но имел ряд прямолинейных и полукольцевых аллей и проездов. Он включал грот, беседки, лабиринт и другие «затеи». С севера, со стороны бывшего Владимирского тракта, располагался еще один сад. Это зверинец, он имел форму полукруга и ограничивался с одной стороны внешней кирпичной оградой, а с другой — валами и рвом. Напротив дворца, в центре этого малого сада, был устроен пруд-копань с живописно изогнутыми берегами в окружении сосновой рощи. По краям сада-зверинца у выезда и выезда из усадьбы находились кордегардии. Симметричный фасад дворца, решенный в стиле классицизма, выступающие вперед флигеля, широкая дуга подъездной дороги, парные кардегардии — все это было устроено с размахом, придавало усадьбе подчеркнуто внушительный вид, свидетельствовало о высоком положении и богатстве хозяина.

Планировочная схема усадьбы Горенки весьма своеобразна и близких аналогов не имеет. Широкая, геометрически правильная дуга подъезда, парадный двор-кудонер, строго симметричная организация южного фасада, партеров и террасы перед ним, казалось бы, говорят о регулярной основе ансамбля. Конфигурация прудов, свободное размещение рощ, полян и аллей, напротив, указывают на его пейзажный характер. Перед нами несомненно удачный пример органичного синтеза двух стилей-антиподов. Их соединение осуществлено с большим мастерством. Так, несмотря на совершенно естественные очертания водоемов, расположенных как бы случайно, в их конфигурации при более внимательном изучении обнаруживается определенный порядок: малый северный пруд находится как раз по оси дворца, острова, мысы и заливы па больших прудах в южной части парка расположены таким образом, что прекрасно видны с лоджии дворца. Таким образом, пейзаж путем включения искусственных водоемов обогащается именно в тех местах, где это больше всего требуется. Тщательность, с которой решена водная система Горенок, заставляет вспомнить о блестящем примере Гатчины.

Этот сад просуществовал лишь до начала 20-х годов XIX в., после смерти владельца дорогостоящие коллекции сада (его содержание обходилось в 70 тыс. рублей в год) уже не поддерживались в должном порядке. Часть гербария, библиотека и несколько растений были перевезены в Петербургский ботанический сад, некоторые экземпляры попали в сад Московского университета, остальное распродано частным лицам, в основном подмосковным помещикам [Тихомиров, 1955].

Усадьба переходила из рук в руки. Архитектурный ансамбль все больше деградировал, зарастал парк, в главном доме в 1842 г. была устроена фабрика [Шмакова, 1979].

В 1916 г. архитектор С.Е. Чернышев произвел частичную реконструкцию усадьбы. К главному дому со стороны парка были пристроены полукруглые галереи со спаренными колоннами дорического ордера и двумя массивными павильонами, перекрытыми куполами. Южный фасад дома украсила торжественная лоджия, были реконструированы лестницы — сходы к озеру, цветочные партеры и некоторые другие фрагменты усадьбы.

Позже, уже в годы Советской власти, здесь были предприняты восстановительные работы. Сейчас в этой усадьбе расположен благоустроенный санаторий.

Горенки были одним из самых крупных ботанических учреждений в России конца XVIII — начала XIX в., но ему в Подмосковье предшествовал другой ботанический сад, в котором также проводились научные исследования. Речь идет об усадьбе, основанной в 1756 г. промышленником и меценатом П.А. Демидовым на берегу р. Москвы. В 1780 г. П.С. Паллас свидетельствовал, что «сей сад не только не имеет себе подобного в России, но и со многими в других государствах славными ботаническими садами сравнен быть может, как редкостью, так и множеством содержащихся в оном растений» (цит. по: [Александров, Некрасова, 1923]). Этот известный естествоиспытатель описывает каталог коллекции, состоящий из 2224 видов (через 6 лет число видов увеличилось до 4363 — данные Б.Н. Головкина [1981]). Гербарий растений демидовского сада, принадлежавший П.С. Палласу, позже был передан в ботанический сад Горенок.

Многие виды из коллекционных растений демидовского сада были привезены из Индии, Америки, Сибири. При устройстве сада спускающиеся к реке участки террасировались, прибрежные холмы выравнивались. Один из таких участков представлял собой «карликовый сад», где росли миниатюрные березы, розы, ивы и другие растения, напоминающие своими формами и размерами японские бонсай.

Знакомясь с сохранившимся планом сада П.А. Демидова, видишь, что он, как и большинство других ботанических садов XVIII в., имел строго регулярную планировку. Его территория членилась на 6 прямоугольных террас-ступеней длиной каждая около 200 м. Верхнюю террасу занимал дворец с хозяйственными постройками и дворами. На пятой, четвертой и третьей террасах, отделенных друг от друга крутыми откосами, находились каменные оранжереи, участки открытого грунта, ряды плодовых деревьев. Вторая терраса была занята прямоугольными боскетами декоративных растений. На нижней террасе, лишь слегка приподнятой над рекой, располагался пруд также прямоугольных очертаний с менажериями для птиц. Все террасы пересекал начинающийся у дворца и расширяющийся к реке сход с широкими лестницами, являющийся осью симметрии ансамбля. Сад этот просуществовал до 1788 г., после смерти его владельца он пришел в упадок, часть его растений была перевезена в московский аптекарский огород, но несколько экземпляров сосны Веймутова в Нескучном саду еще в начале XX в. напоминали об одном из первых ботанических садов России.

В самом начале XIX в. усадьба вновь расширяется и перестраивается в «английском вкусе». Здесь создаются «холмы» и «овраги», живописные пруды, строится так называемый Летний домик, поставленный у берегового откоса и сохранившийся до наших дней. Серпантин, начинающийся у вершины холма, подводил к купальному павильону у Елизаветинского пруда.

В середине XIX в. бывший демидовский сад вместе с прилегающими усадьбами Трубецких и Голицыных приобретается Николаем I. Старый дом перестроен архитектором Е.Д. Тюриным и превращен в так называемый Александровский дворец. Все сады этого большого имения были в 1834 г. заново перепланированы под наблюдением садовника Пельцеля. Здесь перекинуты «гротесковые» мосты через овраги, заново благоустроены сходы к реке и набережные, реконструировано здание Ванны у пруда (по мнению Ю. Шамурина, также по проектам Е.Д. Тюрина).

В 1914 г. Ю. Шамурин [1914. С. 55] писал: «Парк Нескучного — лучший под Москвой. Он занимает огромное пространство на крутом берегу Москвы-реки, и самое расположение его на неровной, уступчатой поверхности дает богатый декоративный возможности. Парк закрыт для публики, пустынен; в этом его особенное обаяние; он населен одними воспоминаниями, одними тенями прошлого. С конца XVIII в. Нескучное играло видную роль в московской жизни: празднества Орлова, театральныя представления, затем — любимое место гуляний москвичей и, наконец, историческое место, окруженное вниманием и уходом».

В 1923 г. эти территории занимает 1-я Всесоюзная сельскохозяйственная и кустарная выставка, а еще через несколько лет — первый в стране Парк культуры и отдыха им. А.М. Горького. В бывшем Александровском дворце размещается Президиум Академии наук СССР.

* Сведения о Горенках и Нескучном содержатся также в следующих работах: [Александров, 1923; Родионов, 1923; Соколов, 1929; Ковалежский, 1930].


Остафьево — «русский Парнас». Остафьево, имение Вяземских, «русский Парнас», как назвал его Пушкин,— место, тесно связанное с развитием русского искусства XIX в. Его посещали, здесь работали многие замечательные представители культурной жизни России на протяжении многих десятилетий. Сохранившийся дом и парк являются вещественными памятниками эпохи.

Дом с флигелями и коринфским портиком, который мы видим сегодня, построен в 1792 г. предположительно по проекту И.Е. Старова. Ранее здесь, кроме небольшого каменного дома, уже существовал регулярный сад с центральной липовой аллеей, которая оканчивалась у искусственного водоема прямоугольных очертаний, имелись и различные хозяйственные постройки. За регулярным парком вдоль берегов речки Любочи начиналась березовая роща.

Владелец имения А. И. Вяземский приобрел его, «пленившись, как говорит предание, разбивкой парка, его центральной липовой аллеей» [Греч, 1925. С. 3—5]. Этим, очевидно, и объясняется, что, полностью перестроив и значительно расширив дом, А. И. Вяземский сохранил в неприкосновенности его ближайшее окружение. Место для нового пейзажного парка было выбрано за пределами старого регулярного сада, мало изменилась и планировка парадной въездной части усадьбы. Более того, центральный зал нового дома, выступающий в виде полуротонды на заднем фасаде, почти вплотную примкнул к упомянутой аллее, тем самым подчеркивая тесную связь интерьера с садом. Боковые флигеля, поставленные фронтально, в одну линию с главным домом, отделены от него протяженными многоколонными галереями. Так как галереи были открытыми, сквозными, это давало возможность зрительно связать въездное пространство (так называемый луг) с садом за домом. Эти галереи использовались также для размещения скульптур (а позже и нескольких пушек-реликвий, напоминающих о событиях 1812 г.). Дом был увенчан бельведером с круговой обзорной площадкой. В дальнейшем, в 60-е годы, он был разобран и заменен куполом, а открытую колоннаду застеклили и превратили в помещение для экспозиции различных предметов искусства.

Весьма вероятно, что в более ранний период парк включал в себя многие элементы старой усадьбы П. Ляпунова. Во всяком случае, сохранились фотографии конца XIX в. так называемой ляпуновской липы — мощного многоствольного дерева, посаженного на самом видном месте у берега пруда перед восточным флигелем. Огромный пень с липовой порослью у видовой площадки до сих пор вызывает удивление посетителей, он воспринимается как некое свидетельство реальной предыстории ансамбля. Такую же роль играет и 300-летняя липа в западном боскете регулярного сада.

Таким образом, усадьба Остафьево — это пример того, что планировка сада может явиться наиболее устойчивым элементом ансамбля, который сохраняет свою основу, несмотря на перестройку центрального архитектурного сооружения, и в большей мере предопределяет композиционные ориентиры этой перестройки.

Усадьба во вновь отстроенном виде вызывала большой интерес, известны многочисленные восторженные отзывы посетивших ее гостей. Так, шотландский путешественник и художник Р. Кер-Портер пишет, что она была устроена «с большим старанием и роскошью, обладая приспособлениями для веселого времяпрепровождения и глубочайшего изучения» (цит. по: [Греч, 1925. С. 11]).

По предположениям некоторых авторов [Остафьево, 1927], в парке было много беседок и разных увеселительных устройств, в том числе над берегом пруда. Приведем несколько сохранившихся их названий, характерных для XVIII в.: «Руины разоренной Трои», «Марсово поле с каруселью», «Храм Панов», «Крокодилово гнездо», «Дельфийский оракул, или Прорицалище» (стоял над берегом пруда в глубине парка). Сохранился проект архитектора Ф. Мельникова, на котором показаны эти и многие другие садовые затеи. По мнению А. Греча [1925], большая часть этих проектов не была осуществлена, так как они шли вразрез с уже существующими насаждениями. К их числу он относит «увеселительную рощу для различных игр», карусели, «цветовые горки» и др.

Довольно ясное представление о том, что представляла усадьба в начале прошлого века, дает перспективный план Ив. Вахрамеева, составленный им в 1805 г. На нем четко видно обращенное на юго-восток главное здание усадьбы, прямоугольная сетка садовых аллей за ним и сложный рисунок закругленных прогулочных дорожек парка. Перед домом, за прудом (площадью 5 га)церковь, построенная еще в конце 70-х годов XVIII в., корпуса старой суконной мануфактуры и другие хозяйственные постройки.

Первую треть XIX в. можно с полным основанием считать главным этапом развития ансамбля, в дальнейшем все изменения носили локальный характер. Более того, после А.И. Вяземского меняющиеся владельцы усадьбы стремились сохранить ее сложившийся вид, внося только необходимые изменения.

Постепенно, в особенности с того периода, когда усадьба в 1899 г. перешла в руки Шереметевых, она приобретала музейно-мемориальное значение и ее хозяйственные функции сходили на нет. В самом начале нашего столетия в парке было установлено несколько памятников. Один из них — бюст А.С. Пушкина работы А.М. Опекушина (впоследствии замененный копией) — установлен под старыми липами в районе Малого пруда. На другой стороне от пруда, на небольшой поляне, находится обелиск — памятник В.А. Жуковскому, а небольшие монументы, посвященные памяти Б.М. Карамзина и П.А. Вяземского (1911 г.), расположены вблизи дома, у начала аллеи «Парнас».

Усадьба Вяземских в Остафьеве еще в XVIII в. стала, по существу, домом-музеем. В восточном крыле дома располагалась библиотека на 32 тыс. томов, здесь ставились когда-то оперные спектакли, многие комнаты были заняты коллекциями русской и западноевропейской живописи, гравюр, скульптуры, предметами прикладного искусства, реликвиями, связанными с именами А.С. Пушкина, Н.М. Карамзина. Здесь хранились собрания русской иконописи, старославянских литературных памятников, предметов народного декоративного творчества.

Многое изменилось в парковом ландшафте Остафьева к настоящему времени. Ведь с момента наивысшего расцвета усадьбы и основного этапа формирования его зеленых насаждений прошло уже более 150 лет. Засажен высокими деревьями круглый луг перед домом, поредели липы в аллеях регулярного сада, заросли его боскеты, почти исчезли поляны в пейзажной части парка, с трудом «прочитывается» старая аллейно-тропиночная сеть, появилось много новых элементов, таких, как голубые ели вдоль северного фасада, которые искажают исторически сложившийся облик Остафьева.

Эта усадьба принадлежит к такому типу садово-парковых ансамблей, для которых в силу их большого мемориального значения особенно важным является сохранение именно традиционного вида. Поэтому было решено восстановить, насколько это возможно, парковый ландшафт Остафьева, ориентируясь в основном на период 20—30-х годов XIX в., т. е. на такой этап существования усадьбы, который был тесно связан с пребыванием здесь А.С. Пушкина, Н.М. Карамзина, П.А. Вяземского и других деятелей русской культуры.

В связи с этой задачей в 1974 г. были проведены исследования и составлен проект восстановления насаждений усадьбы Остафьево, который к настоящему времени частично реализован.

Как показал ландшафтно-исторический анализ, главные изменения в парке связаны с бессистемными посадками, которые проводились в послевоенные годы (1945—1950 гг.) на полянах и аллеях парка, и развитием самосева малоценных пород [Агальцова, 1980]. В результате площадь полян сократилась до 0,6 га вместо прежних 3,8 га, а насаждения заняли 7,6 га вместо 3,8 га. Из 4700 деревьев свыше 2000 имеют возраст менее 30 лет. Из-за отсутствия должного ухода и бесплановых посадок мемориальная ценность ландшафтов снижена. Чрезмерная плотность молодых насаждений, с одной стороны, не дает им нормально развиваться, а с другой — постепенно ослабляет старые деревья, хотя 140—180-летние липы до сих пор сохраняют определенную жизнеустойчивость.

Южный фасад дома фактически теперь скрыт разросшимися деревьями, а въездная аллея лишилась своего архитектурного завершения. На ней мешают друг другу ряды елей в возрасте 30 лет и стриженых 40-летних лип, посаженных слишком близко друг к другу (на расстоянии 1 м). В конце XIX в. на лугу перед входом были только кусты сирени, чубушника, два дуба, расположенных симметрично напротив галерей, и несколько сосен и лиственниц, которые были посажены около 120 лет назад. Затем здесь появились ели и тополя, а в 30—40-е годы нашего столетия — липы, клены, туи, пихты, рябины, яблони, которые вместе с самосевом клена остролистного заполнили все оставшееся открытое пространство. Из-за чрезмерной плотности насаждений их декоративные качества снижены, наиболее ценные экземпляры малодоступны для осмотра.

Предусматривается восстановление луга перед домом, раскрытие его фасадов и в то же время сохранение некоторых наиболее ценных отдельных деревьев и группировок. Проведенные после 1976 г. реставрационные рубки в определенной мере исправили положение, но пока лишь частично.

Первые восстановительные работы проведены и на территории регулярного сада. Его облик определялся ранее прямыми аллеями из лип и желтой акации и чистыми газонами боскетов, которые имели размеры 70X25 м. Затем эти газоны были хаотично засажены разновозрастными экзотами, среди которых имеются и лиственницы, туя западная, пихта сибирская, орех манчжурский и др. Другая проблема связана с необходимостью раскрыть виды на памятники, которые были первоначально установлены на открытых местах, а теперь скрыты насаждениями. Уже частично восстановлены газоны в боскетах, произведены небольшие расчистки у памятников, закреплена почти утерянная система дорожек. (Местоположение дорожек определяется методом закладки зондажей, выявления следов старого щебеночного покрытия.

В пейзажной части по проекту, разработанному под руководством В.А. Агальцовой, предусматривается воссоздать систему полян и липовые куртины. На месте старых пней будут произведены новые посадки, а малоценная растительность вокруг них ликвидируется. Основу насаждений составят плотные группы и куртины липы возрастом 140—180 лет, контуры которых определяют границы полян. Их дополняют крупные экземпляры дуба, сосны и березы, которые лет на 20—40 старше лип.

Будет восстановлена и березовая роща, которая находится на северной периферии парка и неоднократно упоминается в воспоминаниях посетителей усадьбы. Сейчас она как бы растворилась в поздних посадках липы. Особенное значение имеет восстановление той части рощи, которая примыкает к пруду. Здесь по берегу проходит дорожка, проложенная так, чтобы раскрыть далекие виды на внешнее окружение парка и перспективы вдоль оси пруда. Предстоит воссоздать имевшиеся видовые площадки, органично включить прибрежные ландшафты в композицию парка.

Остафьево до сих пор сохраняет неповторимое поэтическое обаяние. Мемориальное значение усадьбы и ее парка по-своему передают слова, начертанные на памятнике П.Я. Вяземскому, установленном у входа на липовую аллею: 

«Былого след везде глубоко впечатлен
и на полях твоих и на твердыне стен
хранившего меня родительского дома
Здесь и природа мне так памятно знакома
Здесь с каждым деревом сроднился, сросся я
на что ни посмотрю, все быль, все жизнь моя...»


Пейзажи Воронова. В 60 км к югу от столицы, на старой Калужской дороге, находится одна из лучших усадеб Подмосковья — Вороново, представляющая большой интерес как своим прошлым, так и современным развитием. Окружающая ее открытая местность очень привлекательна: она оживляется холмистостью рельефа, расчлененными долинами малых рек, чередованием дубрав, березовых рощ, прудов.

История усадьбы прослеживается с конца XVI — начала XVII в., в те времена она была родовой вотчиной бояр Волынских. Однако первый этап развития дворцово-паркового ансамбля можно с полным основанием отнести к 40-м годам XVIII в., когда владелицей усадьбы стала М.А. Волынская, вышедшая замуж за графа И.И. Воронцова. Согласно межевому плану усадьбы, относящемуся к 1766 г., усадьба занимала участок у слияния речек Вороновки и Бобровки. В центре усадьбы — жилые дома, службы, церковь. К ним примыкал сад с беседками и прудом геометрически правильной формы.

Перпендикулярно к направлению Калужской дороги от центра усадьбы отходили прямые «перспективные» аллеи. Все эти элементы на протяжении последующих двух столетий почти не изменили своего положения и продолжают до сих пор играть решающую роль в ансамбле. Это прежде всего относится к центральной оси, от которой построена вся его регулярная часть. В юго-восточной части она представлена парадной тройной аллеей — подъездом к Воронову со стороны соседних имений. Отсюда раскрываются дальние и ближние виды на усадьбу — Попов пруд на первом плане, за ним церковь, липовые боскеты, господский дом. За домом начинался террасированный (перепад высот 10 м) регулярный сад. Перед садовым фасадом были разбиты цветники. От цветочного партера веером расходились три аллеи в сторону пруда. При этом две боковые оканчивались круглыми беседками-миловидами, поставленными на бровке второй террасы, а центральная вела непосредственно к воде. Здесь на берегу были устроены каменные лестницы и грот. Симметрия этой композиции поддерживалась искусственно созданным полукруглым заливом у грота, который раньше четко выделялся на фоне спрямленных берегов пруда. Главная ось продолжалась и далее, в запрудной части, уже в виде широкой лесной просеки, уходящей в северо-западном направлении.

Регулярный сад, самая старая часть усадьбы, имел четкие границы: восточную — вдоль 98-метрового фасада главного здания, северную — по откосу террасы, западную — по берегу пруда. Южные рубежи сада были отмечены прямой поперечной аллеей и рвом с валом.

Украшением усадьбы был так называемый Голландский домик, сохранившийся почти без изменений до наших дней. Он был запроектирован известным московским архитектором К. И. Бланком и представляет собой двухэтажный жилой павильон, ориентированный восточным фасадом на цветочный партер, а западным — на залив Большого пруда, к которому от дома по крутому откосу ведет лестница. Щипцовые фасады имеют довольно своеобразный вид благодаря ступенчатым фронтонам, оформленным боковыми волютами и вазами. Дом использовался для пребывания гостей, и поэтому весь прилегающий к нему участок был обособлен от остальной части сада. Этому способствует его расположение на пониженной террасе, наличие крутого травяного откоса вдоль южной границы, отдельные подъезды, спуски к воде. В целом этот микроансамбль является одним из лучших и типичных для XVIII в. примеров согласования архитектурного сооружения с окружающим садово-парковым ландшафтом.

Правильная конфигурация Большого пруда, усложненная Малым прудом у Голландского домика, навевает некоторые ассоциации с водными устройствами Кускова, что, конечно, не случайно, так как пример этого роскошного дворцово-паркового комплекса несомненно влиял на строителей подмосковных усадеб и соответствовал общим тенденциям садово-паркового искусства 1760-х годов.

Выдающиеся достоинства усадьбы Вороново в этот период подтверждаются тем, что она была избрана в качестве временного пребывания Екатериной II в 1775 г. при возвращении ее со свитой из Калуги. В память об этом событии были сооружены обелиски на въездах в усадьбу.

Дальнейшее развитие ансамбля связано с деятельностью архитектора Н. А. Львова, который был приглашен в Вороново для постройки нового дворца. К 1793 г. им был запроектирован и осуществлен на месте старого здания центральный трехэтажный корпус и два боковых флигеля, соединенные залами-переходами. Парадный двор замыкался торжественным восьмиколонным портиком на рустованной аркаде. Противоположный садовый фасад был акцентирован выступающей полуротондой и балконом, на который выходил главный зал  дома. Отсюда раскрывался вид на регулярный сад, но неизвестно, просматривалась ли в этот период дальняя перспектива на запрудную часть имения. Липовые боскеты могли уже к этому времени превратиться в плотный древесный массив, прорезанный аллеями.

По всей вероятности, работа Н.И. Львова в Воронове не ограничилась архитектурой главного здания усадьбы, а распространилась также и на парк. Ведь несколько ранее он работал над Приоратским дворцом в Гатчине, принял участие в формировании пейзажей вокруг него и в районе Белого и Серебряного озер [Будылина и др., 1961].

Аллеи парка были сформированы не только липой, хотя оставшиеся более чем 200-летние пни показывают, что она была ведущей породой. В регулярной части использовались также дуб, вяз и даже береза, ива, ольха, осина. Но эти деревья были как бы инертным заполнением, в то время как композиционный каркас выявлялся преимущественно липой. Прямые аллеи, выходящие за пределы сада на 600 м и более, органично связывали его с окружением, расширяли сферу регулярных симметричных построений на большие территории.

Положение современных аллей ландшафтного парка, занимающего около 30 га к югу от регулярного сада, было определено просеками, проложенными, вероятно, еще в начале XVIII столетия. Их вид, конечно, мог в значительной мере измениться за прошедшее время, но сама трассировка, увязка с рельефом, роль в общей композиции усадьбы остались в основном прежними. Наибольшее значение имеют центральная липовая аллея, параллельная ей пихтовая аллея, которая также проложена с северо-востока на юго-запад, и поперечная еловая, связывающая первые две с берегом пруда у южной границы парка. Каждая из этих аллей имеет особый характер благодаря не только ведущей породе деревьев, но и типу солнечного освещения, продольному профилю, видам на прилегающие окрестности и т. д. Так, липовая аллея несколько сумрачна, но имеет небольшое понижение в середине и повышение к концу (вогнутый продольный профиль). Аллея направлена к яркому световому «пятну» на опушке массива, где она круто поворачивает и ведет на спуск к пруду. Еловая аллея, проложенная вдоль опушки, напротив, хорошо освещена лучами солнца в течение всего дня и вечером. Пихтовая аллея привлекает внимание прежде всего стройными рядами великолепных деревьев, достигающих высоты 30 м. Пихты сибирские то высажены в виде сплошной темно-зеленой стены, то открывают пространство полян на западной стороне или сосновый бор на восточной.

Конец XVIII в. в Воронове был отмечен окончательным переходом к пейзажному стилю планировки. Главным мероприятием в этом направлении было создание Большого пруда, многократно превзошедшего по площади старый регулярный водоем. Его протяженность достигла 1 км при средней ширине 125 м. Берегам были приданы свободные очертания, в северной части пруда появился круглый островок, отмечающий поворот водного пространства на юг. По высокому берегу пруда и непосредственно у воды проложены живописные видовые дорожки со свободной трассировкой. При следовании вдоль них открытые пейзажи пруда время от времени исчезают из вида, с тем чтобы появиться вновь в неожиданном ракурсе, своеобразном обрамлении переднего плана или в сопоставлении с каким-либо выразительным объектом на заднем плане. Многие из видовых точек заслонены молодой порослью, тем не менее этот замысел создателей парка явно прослеживается и сейчас. В пейзажах большую роль играют изгибы берега, следование вдоль него позволяет просматривать пространство пруда не сразу, не целиком, а фрагментарно и последовательно, что усиливает интерес к этому маршруту.

Пространство пруда иллюзорно увеличивается благодаря тому, что противоположный, западный берег низок, а лесной массив начинается с отступом от него на 100—150 м.

Забегая вперед, скажем, что этот эффект сейчас ослаблен благодаря размещению большого нового корпуса дома отдыха и разнообразных элементов пляжного оборудования. Это, конечно, резко изменило исторически сложившуюся ситуацию, но в то же время открыло новое направление в дальнейшем развитии всего архитектурно-ландшафтного комплекса Воронова. Благодаря строительству пешеходного моста, связавшего оба берега и упомянутый выше остров, большое значение приобрела панорама старого парка с запада. Прокладка здесь новых прогулочных дорог как бы раскрыла старый ансамбль с новой стороны, ранее почти недоступной большинству посетителей. В связи с этим еще более необходимым стало восстановление всех прибрежных сооружений старого парка (лестничные сходы, беседки, грот и т. д.), которые вносят архитектурные акценты в пейзаж, расчистка появившейся береговой поросли и восстановление глубоких перспектив вдоль аллей регулярного сада.

Вновь возвращаясь к историческому процессу формирования ансамбля, отметим, что с переходом усадьбы в 1800 г. к графу Ф.В. Ростопчину начинается новый этап развития парка, который продолжается вплоть до Отечественной войны 1812 г. Это годы наивысшего расцвета ансамбля, когда к его сложившемуся ядру органично добавляются все новые элементы, причем таким образом, что они не нарушают цельности замысла Н.А. Львова и других создателей парка. Липовые боскеты отделяют дворец от Калужской дороги, у въезда в усадьбу с севера установлены мраморные скульптуры, перед Голландским домиком раскинулся цветочный ковер, устроены новые каменные лестничные сходы к берегу пруда и на откосах террас, построена оранжерея, созданы путем раскорчевки леса большие луга.

Видимо, в эти годы были в основном сформированы и замечательные поляны, частично сохранившиеся до наших дней. С.Н. Палентреер [1960, 1963] детально исследовала систему полян Вороновского парка и дала их подробное описание. За прошедшие 15—20 лет площадь полян несколько сократилась ввиду дополнительных подсадок и самосева, тем не менее внимательный осмотр позволяет представить их первоначальный вид, так как здесь использованы такие приемы композиции, которые показали себя весьма устойчивыми. К ним прежде всего можно отнести плотные группы древесных пород, выявление четких границ полян, их увязку с сетью прогулочных аллей.

Поляны невелики по размеру, самая крупная из них, находящаяся между липовой и пихтовой аллеями, не превышает 3,5 га. Она имеет вытянутую конфигурацию (с северо-востока на юго-запад) и сложные контуры, рассчитанные на солнечное освещение в течение большей части дня и в вечерние часы. Самой интересной достопримечательностью являются крупные однородные компактные группы, которые контрастно выделяются на фоне опушки и старых аллейных посадок. Восточную сторону поляны формирует куртина лиственниц, в северной части доминируют две округлые в плане группы, составленные из 43 и 35 дубов. Кроны этих деревьев образуют один сплошной массив, что дает сильный декоративный эффект, этот же прием повторен и в другом «материале» — южную сторону поляны оформляют группы берез, лиственниц и лип, местами сливающиеся с опушкой, местами составляющие живописный контраст с нею.

Цветовые и фактурные сопоставления различных однопородных групп и куртин были решены с учетом сезонных изменений. Так, на северной опушке весной светлая зелень лиственниц выделяется на розоватой дымке крон липы, летом нежная и легкая лиственничная хвоя выступает на более грубом и плотном фоне липовой листвы, осенью золотистой листве лип противопоставлена бледная желтизна лиственницы. Зимой контрастные соотношения этих пород подчеркнуты совершенно различным строением их крон.

Столь же тщательно решена композиция и других, малых полян размером 0,5—1,5 га. Не исключается, что некоторые из этих полян существовали уже на первых этапах развития ансамбля в виде зеленых кабинетов и залов, по затем их четкие прямолинейные контуры были специально нарушены, чтобы придать им большую естественность, однопородные зеленые «стены» были превращены в живописные опушки, состоящие из разных пород деревьев и кустарников.

Поляны естественно переходят одна в другую, но обособлены от аллей, что придает этим небольшим пространствам некоторую интимность. Однородные и комбинированные группы деревьев по-разному расчленяют каждую из полян, придавая им особый характер. В одной из них доминируют монолитные, сомкнутые группы хвойных, в другой обращают на себя внимание молодые дубы на фоне изумрудного газона, третья интересна оформлением своеобразных входов-предверий с помощью ритмично повторяющихся сочетаний берез, елей и лип. Поляны хорошо освещены, оживляются игрой микрорельефа, каждая из них по-своему уютна.

Формированию пейзажей парка уделялось исключительное внимание. Характерен эпизод из воспоминаний потомков Ф.В. Ростопчина: когда от удара молнии погиб вековой дуб, росший на видном месте, было решено заменить его подобным же гигантом. Это удалось сделать лишь с третьей попытки, но пейзажная картина была таким образом восстановлена. Примыкающие к парку поля и луга также становятся объектом внимания. «Поля прекрасны и расположены так, что представляют собой эстетическую картину»,— пишет Ф.В. Ростопчин в 1804 г. (цит. по:[Палентреер, I960]).

Все эти достижения не случайны. Хозяин усадьбы знал ученого-садовода А.Т. Болотова, который бывал в Воронове и, очевидно, давал свои рекомендации по части «натурального» стиля. Известно также, что здесь работали садовники, выписанные из Верлица — одной из лучших европейских садоводческих школ.

В сентябре 1812 г. район Воронова становится ареной военных действий. Армия М. И. Кутузова выходит на Калужскую дорогу, арьергардом русских войск командует генерал-губернатор Ф.В. Ростопчин. По не совсем ясным причинам он, остановившись в своей любимой усадьбе на одну ночь, затем сжег ее. Сгорел главный дом, впоследствии восстановленный лишь частично и с изменениями. Ростопчины владеют усадьбой до 1856 г. Позже ее приобретают Шереметевы. Неоднократно перестраиваются дом и некоторые служебные постройки, исчезают беседки, скульптура, но планировочная основа парка и всей усадьбы сохраняется без особых изменений, доходят до наших дней и Голландский домик, церковь, пруд, система аллей и полян.

В настоящее время вся историческая часть Воронова, включая пруд и пейзажный парк (46 га), находится под охраной государства. Полным ходом идут восстановительные работы в главном корпусе и Голландском домике. Предстоит реконструкция и всей парковой территории — как в регулярной, так и в пейзажной части. Основные ее направления — воссоздание системы аллей и полян, восстановление утраченных малых архитектурных форм, устройство необходимого оборудования для приема отдыхающих и туристов, защитные посадки и т. д. Новые проблемы возникли в связи с сооружением дома отдыха Госплана СССР па западном берегу пруда. Огромный массив нового здания, включая его спальные корпуса, центральный объем с бассейном, киноконцертным залом, обширной видовой террасой, целиком ориентирован на пруд и панораму старого парка. В то же время эта новостройка конца 70-х годов поставлена таким образом, что не нарушает сложившиеся визуальные связи усадьбы с запрудной частью, практически не воспринимается при осмотре исторического ансамбля, если не считать пейзажной аллеи на восточном берегу.

Тем не менее присутствие большого числа отдыхающих в прибрежной части старого парка может потребовать специальных мер по благоустройству берегов, чтобы исключить угнетение ценной растительности. С другой стороны, весь лесной массив на западном берегу также становится парковым. Таким образом, Вороново постепенно превращается из единичного историко-архитектурного объекта во взаимосвязанный комплекс значительных размеров (только лесопарковая часть занимает 200 га), состоящий из исторически возникших и новых компонентов. Если раньше в ансамбле присутствовало два основных архитектурно-ландшафтных временных «слоя», то теперь появился и третий, что постоянно требует их взаимной увязки — как функциональной, так и эстетической. Композиционная доминанта усадьбы Вороново — его широтная ось, проходящая через господский дом и сад,— теперь уже не играет той решающей роли, что прежде. Она остается хотя и очень важной, но локальной по своему значению по сравнению с водным пространством Большого пруда, который, очевидно, становится архитектурно-ландшафтной доминантой всего комплекса.


Горки. Недалеко от Москвы, среди живописных холмов с белоствольными рощами, вечнозелеными борами, перелесками и полями, на берегу причудливо извивающейся Пахры, раскинулась известная во всем мире небольшая усадьба Горки, в настоящее время Горки Ленинские.

С древних времен эта удобная для жизни и красивая местность привлекала людей. По данным А.А. Арциховского (раскопки производились в 1901 г.), здесь уже в XII в. жили первые обитатели Подмосковья — славяне-вятичи.

Название «Горки» впервые упоминается в 1774 г. и связано с гористым рельефом местности, высоким берегом р. Пахры (перепад 40 м).

На плане генерального межевания (1797 г., Военно-исторический архив) отмечены деревня Горки и поселок Вышние горки. Через деревню Горки проходил Каширский большак. Поселок Вышние горки отстоял на полкилометра от деревни и был за речкой Туровкой, впадающей в р. Пахру.

В 1800 г. Горки принадлежали помещицам П.Н. Бутурлиной и М.А. Спасителевой. «Господский дом был кирпичный, со службами. Лес строевой: осина, дуб, береза. Звери: зайцы, волки, лисицы. Птицы: вороны, галки, голуби, воробьи, дятлы, сороки, гуси, утки, тетерева, скворцы, соловьи, жаворонки. Река в жаркое время: ширина — сажень, глубина 1/2 аршина. Рыба: гольцы, плотва. Вода к употреблению годилась. Крестьяне выращивали рожь, овес, ячмень, гречку, горох, лен, занимались хлебопашеством, женщины пряли, ткали холсты» *. (По данным архивов [Москва, ЦГИА, ф. 555, оп. 1, д. 340; д. 234, ЦГВИА, ф. ВУА, Д. 18861, № 800, л. 128; № 802, л. 128].

Парк усадьбы создавали, прокладывая аллеи по существующему лесу, где росли густые ели, могучие дубы, раскидистые вязы и клены, березы и липы. Иногда производили подсадки декоративных деревьев, не встречающихся в естественных условиях этого района. Некоторые деревья в парке имеют весьма солидный возраст. По словам В. Любовцева, «многое видел на своем веку 800-летний дуб. Помнит, наверное, и крепостных умельцев, что в конце XVIII в. возвели эту усадьбу. Они, забитые, бесправные мужики, понимали толк в настоящей красоте. Бережно и искусно сумели вписать весь ансамбль в местный ландшафт. Парк создавали в истинно русском духе. Не подстриженные лужайки, а поляны с полевыми цветами. И густой подлесок остался с грибами, ягодами. Крымская сосна, лиственница, серебристая ель, словно как родные, приняты старым дубом в его семью, под свое покровительство» [Горки Ленинские, 1966. С. 21].

С 1812 г. Горки принадлежали участнику Отечественной войны генералу Писареву, и, видимо, при нем в 1830 г. были возведены сохранившиеся до наших дней основные постройки усадьбы.

Позже, в 1860-е годы, имение пришло в упадок. Запущенная усадьба переходит к И.А. Прокофьеву, который в 1888—1889 гг. приводит ее в порядок. Прореживается заросший парк, сажаются деревья на продолжении центральной липовой аллеи и южной еловой, которая стала доходить почти до р. Пахры. Ряды белоствольных берез украсили 1,5 км северной аллеи, которая раньше заканчивалась у моста, а теперь была продолжена до Каширского шоссе. Одичавшие вишни в саду вырубаются, а их место занимают яблони, строится оранжерея (не сохранилась), разбиваются клумбы. По имеющимся сведениям, в хозяйственном дворе — одноэтажной каменной постройке — в это время размещались конюшня, прачечная, каретный сарай.

В 1909 г. усадьбу покупает З.Г. Морозова-Рейнбот. Она решает восстановить усадьбу, и в 1910 г. начинаются работы по реконструкции построек и благоустройству территории. Под руководством архитектора Ф.О. Шехтеля вносятся изменения в архитектурное оформление главного дома и флигелей. С юга к дому пристраивается веранда, а с севера — зимний сад. Над садом и верандой устраивают открытые террасы, стены украшают «античные» барельефы на темы из греческой мифологии, оконные проемы со стороны парка делают широкими, венецианскими.

Со стороны парадного двора дом украшен шестиколонным портиком. К главному входу ведут марши широкой наружной лестницы, на парковом фасаде — колоннада с глубокой лоджией. 

Главный дом практически сохранил свою первозданную планировку с 13 просторными, светлыми комнатами. Первый и второй этажи центральной части здания занимают парадные залы, большие окна которых обращены в сторону реки или в живописный парк. В усадьбе стремились создать уют старинного тургеневского «дворянского гнезда». Поэтому при реконструкции ее планировка в основном была сохранена.

В 1910-х годах много внимания уделяется благоустройству и озеленению усадьбы. Высаживаются сирень, жасмин, разбиваются газоны, клумбы. В центре парадного двора между главным домом и флигелями сооружается элипсоидной формы цветник с фонтаном.

Площадку перед домом обрамляет балюстрада, от нее вниз ведет аллея, обсаженная серебристыми елями, туями, сиренью. На некотором удалении от троп, спускающихся к пруду, на пригорках ставятся круглые беседки-ротонды. Из беседок, с площадок, с полян и тропинок открываются живописные виды на луга, перелески, деревню Горки, пруд, речку Пахру, дальние окрестности. Южную беседку украшают колонны ионического, а северную — римско-дорического ордера.

К Малому пруду, который существует с незапамятных времен, прокладываются дорожки и лесенки с каменными маршами. Пруд расчищается, обсаживается деревьями. Приводится в порядок источник, питающий пруд, над ним возводится грот с балюстрадой. В 1912—1914 гг. на р. Туровке был вырыт Большой (длиной около 550 м) пруд с плотиной и дамбой. Раньше на месте пруда были небольшая плотина и мельница. Ниже пруда русло реки выпрямили, вдоль берегов Туровки создали ландшафтный парк.

Основная часть парка расположена с восточной стороны дома, за партером. По обе стороны аллеи, проложенной по оси усадьбы, начинается регулярный липовый парк, он постепенно сменяется естественными насаждениями и сливается с окружающими лесами.

Регулярный парк имеет вид раструба (длина 450 м, ширина от 100 м у дома до 200 м) и с трех сторон ограничен рвом и валом. Старые липовые аллеи проложены под прямым углом. В южном и северном концах поперечной аллеи поставлены железные ворота, а в восточном конце на продолжении центральной аллеи установлена калитка, ведущая в лес. В глубине с обеих сторон главной аллеи возвышаются холмы-курганы, поросшие липами. Превратились в аллеи проезжие дороги по южной и восточной сторонам парка. Была благоустроена центральная аллея, идущая от дома до поперечной аллеи. Эта аллея стала заканчиваться небольшой площадкой, в центре которой на колонне был поставлен бюст З.Г. Морозовой. Таким образом, была отдана дань моде XVIII в. украшать усадебные парки мраморной скульптурой. В дальнейшем бюст заменили вазой, украшенной барельефным изображением вакхических сцен и театральных масок, которая органично вписалась в зелень парка.

Было уделено внимание и примыкающему к парку с севера фруктовому саду, где построили оранжерею. За садом возвели служебные постройки, скотный двор, водонапорную башню. Все имение — парк, сады, огороды, пашня, сенокосные и лесные угодья — по описи 1913 г. составляло 320,3 десятины.

Горки Ленинские — это память о Владимире Ильиче Ленине, основателе Советского государства.

Горки были основным местом отдыха Владимира Ильича, он полюбил их, не раз говорил, что холмы напоминают ему миниатюрную Швейцарию, обращал внимание на чудесный воздух и живописную природу. В 1919—1922 гг. Владимир Ильич нередко приезжал в этот полюбившийся ему уголок Подмосковья, а с 15 мая 1923 г. жил в Горках постоянно в большом доме и в северном флигеле.

Владимир Ильич называл старинный парк своим «зеленым кабинетом». В тишине могучих дубов, лип, лиственниц ничто не мешало спокойно, сосредоточенно работать. В глубине восточной части парка, на небольшой затененной поляне, под ветвями одиноко стоящего огромного дуба, где солнечные лучи с трудом пробиваются сквозь листву, стоит скамейка. Сюда любил приходить Владимир Ильич с книгами, журналами.

В северной стороне парка — фруктовый сад. Рабочие Глуховской мануфактуры 2 ноября 1923 г. привезли в Горки 18 саженцев вишни и посадили в саду так, чтобы их было видно из окон дома.

Время, проведенное на природе, Владимир Ильич считал лучшим отдыхом. Он хорошо знал окрестности Горок, включая Богдановский, Мещеринский, Коробовский, Дальний леса. В этих местах он совершал длительные прогулки. Ориентиром служил ему бывший Крестовоздвиженский Лукин монастырь, откуда открывается широкая панорама окрестностей Москвы.

Для Горок принята форма мемориального природного заповедника с установлением строжайшей охраны памятных мест и всего природного комплекса. Дом-музей В.И. Ленина в Горках был открыт в 1949 г., его территория приняла современный облик после завершения реставрации зданий и реконструкции парка в 1971-1973 гг.

В 1974 г. организован Государственный исторический заповедник-леспаркхоз «Горки Ленинские» с охранной зоной (9500 га). В том же году был утвержден комплексный проект его планировки (авторы В. Иванов, В. Пенарокова и др.), в котором поставлена цель наиболее полного воссоздания и сохранения исторического облика территории, интерьеров дома- музея, восстановления утерянных памятных мест и сооружений.

Под мемориальную зону отведена территория площадью 79 га. Это те места, где бывал В.И. Ленин. Архитектурно-планировочная композиция зоны решена как непрерывная цепь памятных мест.

Сейчас уже завершаются многие работы, предусмотренные проектом. У Каширского шоссе, где начинается березовая аллея, ведущая к дому-музею, воздвигнут монумент вождю. Проведены лесовосстановительные работы на памятных местах (Можжевеловая поляна, Горелый пень, Барсучий овраг и некоторых других). Как и прежде, густые заросли покрыли глубокий Барсучий овраг, на Можжевеловой поляне высажены группы можжевельника обыкновенного, произраставшего в этих местах в 1918—1924 гг. Будут восстановлены лесные массивы и созданы Коробковский, Богдановский, Сьяновский, Казанский лесопарки.

Территория лесопарков представляет собой живописную мозаику широколиственных и еловых лесных массивов, чередующихся с полянами, лугами, холмами и оврагами. Несколько участков леса сохраняются такими, какими они были в 1920-х годах: труднопроходимыми с валежником, переплетающимися ветвями. В остальном лесу ведутся ландшафтные рубки для сохранения исторической достоверности ландшафта, подсаживаются новые деревья.


Глава «Формирование садово-парковых ансамблей. Москва и Подмосковье». Русские сады и парки. Вергунов А.П., Горохов В.А. Издательство «Наука», Москва, 1987

поддержать Totalarch

Добавить комментарий

CAPTCHA
Подтвердите, что вы не спамер (Комментарий появится на сайте после проверки модератором)