К концу XIX в. почти каждый губернский город имел по крайней мере один-два городских сада и загородную рощу для гулянья по праздникам.

В 1885 г. был реконструирован заложенный еще в 1818 г. городской сад в Кишиневе. Здесь скульптором А.М. Опекушиным устанавливается памятник А.С. Пушкину. Он представляет собой мраморную колонну, опирающуюся на гранитный пьедестал и несущую на себе бюст поэта. Вокруг памятника разбиты цветники, а перед ним устроен декоративный водоем с многоструйным фонтаном. Занявший четыре небольших городских квартала сад площадью 7 га пересечен крестообразно двумя широкими аллеями и большим количеством более узких аллей диагональных направлений. Представляет интерес схема расположения аллей, что характерно для многих садов, находящихся среди центральных улиц города. Зеленый наряд сада разнообразен — здесь произрастает до 50 видов деревьев, кустарников и лиан — липы, дубы, каштаны, клены, акация и такие редкие растения, как глициния китайская, слива Писсарда, речной кедр, вирджинский можжевельник [Белкин, 1976].

В середине XIX в. видовой состав сада был, однако, беднее, в основном акация, липа, тополь. Благоустройство в те годы также не отличалось большой оригинальностью: беседка, карусель, несколько киосков.

Рядом у площади Победы шумят разросшиеся вязы (посадка 1910 г.) еще одного старого парка, окружающего бывший городской кафедральный собор и триумфальную арку, воздвигнутую в честь победы русских войск над турками. Планировка этого сада сочетает в себе регулярную сеть дорог, лучами расходящихся от каждого из 8 входов, и довольно свободное размещение насаждений. В центральной части сада преобладают открытые газоны и цветники, темно-зеленый массив вязов окружает это пространство по периферии, образуя фон для основного архитектурного сооружения — собора постройки первой половины XIX в.

В некоторых других городах, преимущественно губернского «ранга», также начинали создаваться городские сады и парки, но их расположение было, как правило, случайным, а размеры — крайне ограниченными.

К концу XIX в. много новых парков создается на Южном берегу Крыма. В связи с началом курортного освоения Черноморского побережья Кавказа там в 80—90-х годах прошлого столетия также начинают появляться новые сады и парки, дендрарии.

Первый парк был устроен в 3 км южнее Сухуми еще в 70-х годах. Его владелец А. Н. Введенский собрал здесь 258 видов растений-экзотов [Колесников, 1949] и распланировал сад в пейзажном стиле. Частично сохранившиеся до наших дней аллеи — платановая, кипарисовая, пальмовая — замыкаются особо декоративными отдельными экземплярами и группами экзотических растений, достигших теперь крупных размеров. При закладке насаждений выделялись значительные открытые пространства газона в расчете на создание необходимых дистанций для осмотра пейзажа в будущем. Группы и куртины формировались преимущественно из деревьев одной или двух-трех пород, в основном хвойных, хорошо сочетающихся по своему внешнему облику (кедры лузитанские, кипарисы и др.). С 1886 г. парк известен под названием Синоп, в этот период закладывается большой питомник и подавляющая часть существующих ныне насаждений.

В конце 80 — начале 90-х годов строится парк Дендрарий в Сочи, который занял участок на пологих, а местами довольно крутых склонах приморской возвышенности. Планировка его интересна своеобразным сочетанием пейзажных и регулярных приемов. Последние использованы главным образом в тех местах, где крутизна рельефа вынуждает переходить на устройство террас, лестничных сходов, украшенных балюстрадами и скульптурой. Парк насыщен архитектурными сооружениями типа колоннад, пергол, садовых павильонов, фонтанов. Но главное богатство его — обилие ценной экзотической растительности. Интересен и сам прием организации пространства парка — в центральной его полосе, направленной в сторону моря, сосредоточены поляны, цветники, открытые видовые площадки, ближе к флангам расположена основная масса высокой растительности. Такое построение связывает парк с панорамой моря, дает возможность широкого обзора и в то же время организует более интимные малые пространства, затененные древесными кронами, стрижеными и свободно растущими кустарниками.

Один из лучших приморских парков-бульваров был создан в 1902—1905 гг. в Гаграх. Он занял неширокую, защищенную от северных ветров полосу под крутыми склонами Гагринского хребта. В основу планировки была заложена идущая вдоль берега аллея из магнолий, платанов и финиковых пальм. В расширенной части парка расположились связанные друг с другом декоративные водоемы, заканчивающиеся круглым бассейном. Этот бассейн отметил центр парка в месте пересечения главной аллеи с поперечной осью композиции, направленной в сторону моря от расположенного на склоне курзала Гагрипш. Сеть малых извилистых дорожек и небольшие тенистые лужайки создавали в глубине парка более интимную среду, чем на главных аллеях и открытых видовых площадках. Позже парк получил значительное развитие за счет создания широкого бульвара, примыкающего непосредственно к пляжу.

Одна из наиболее традиционных ветвей русского садоводства продолжала свое медленное поступательное развитие. Речь идет о садах и парках многочисленных монастырей, рассеянных по всей стране. Во второй половине XIX в. некоторые из них расширились, обогатили свой видовой состав, приобрели более светский характер. Это относится к садам Киево-Печерской, Псково-Печерской, Троице-Сергиевой лавр, Новоиерусалимского, Новоафонского, Толгского, Соловецкого, Валаамского монастырей и др. Наибольший интерес представляет, пожалуй, последний из упомянутых примеров. 

На каменистых островах в довольно суровых климатических условиях, почти на голых скалах, покрытых тонким слоем малоплодородной почвы, мхами, болотами и мелколесьем, был создан уникальный, прекрасно приспособленный для нужд местной обители ландшафт. Освоение островов началось в XIII столетии еще при Великом Новгороде, когда здесь были высажены первые дубовые аллеи, огороды и плодовые сады. Но до наших дней сохранились главным образом посадки 1860fel900 гг., среди которых аллея пихты сибирской (длиной 0,3 км), лиственничная аллея (0,55 км), кедровая роща, участки ясеня, лесного ореха, отдельные группы и экземпляры каштана, клена. Многие деревья благодаря правильному выбору места ;Посадки и тщательному уходу в первые десятилетия достигли больших размеров: -высоты до 20—35 м при диаметре ствола до 0,7—0,8 м и более. Сады при монастыре украшали редкие, акклиматизированные с большим трудом деревья — вечнозеленые туи, голубые ели, пихты бальзамические, цветущие кусты роз различных сортов. Эта растительность сглаживает суровый вид острова, вводит в «дикий» пейзаж черты обжитости, своеобразного уюта.

Садоводы Валаама работали в тесной связи с учеными Петербургского и других ботанических садов России. Удача их эксперимента по продвижению культурных и лесных пород в северную таежную зону говорит о весьма высоком уровне развития ботанической науки и садоводства в России конца прошлого века.

Весь архипелаг с его архитектурными постройками можно рассматривать как своеобразный северный парк. Здесь архитектура и пейзажи слиты в единое и гармоническое целое благодаря редкому умению русских мастеров поставить сооружение так, чтобы оно смотрелось как часть окружающего ландшафта, подвести к нему дорогу с тонким учетом местного, крайне живописного рельефа. Скиты и часовни монастыря ставились на наиболее заметных, возвышенных местах острова и как бы одухотворяли собой природу, дремучие леса, гладь Ладожского озера. Но пейзажи острова включали и разнообразные хозяйственные элементы — мастерские по производству кирпича, керамики, свечей, мебели, склады, больницу и т. д. Здесь была и библиотека, и школа живописи... Валаам становился все более популярным местом у нескольких поколений русских художников, своеобразным «натурным классом» петербургских живописцев. Необычайно выразительные его пейзажи привлекают сюда М.К. Клодта, И.И. Шишкина, А.И. Куинджи, Н.К. Рериха и мн. др.

Во второй половине XIX в. расширяются старые и создаются новые ботанические сады. Каждый из них по-своему отражает специфику местных и региональных условий Российской империи. Так, Тифлисский сад был устроен на крутых склонах горы Давида, его рощи чередовались с обнаженными и сухими скальными участками, лишь впоследствии вся территория была озеленена. Однако планировочная структура сохранила ступенчатый, террасообразный характер. Сложная система водоснабжения сада предусматривала подачу воды на вершину горы, откуда распределялась вниз, с террасы на террасу, при этом удачно использовались эффекты падающей воды — сад наполнял шум водотоков и водопадов. В тени деревьев устраивались небольшие декоративные бассейны с водными растениями, через потоки были переброшены арочные мосты из дикого камня и т. д. Украшением сада являлась панорама города, открывающаяся со многих точек его территории в обрамлении пышных южных растений. Тифлисский сад стал главной ботанической базой всего Закавказья.

В 1865 г. основано первое высшее сельскохозяйственное учебное заведение России — Петровская земледельческая и лесная академия (ныне Тимирязевская сельскохозяйственная академия). Она разместилась в старинном поместье Петровско-Разумовское на северо-западной окраине Москвы. В состав территории академии вошли регулярный парк, заложенный еще в 60-х годах XVIII в., с липовыми аллеями, цветниками, гротом, прудами, большой лесной массив с просеками. В первые же годы существования Петровской академии здесь создается дендропарк с богатыми коллекциями растений Европы, Азии, Северной Америки, заложены плантации лиственниц, кленов, дубов, липы. Опытные и экспозиционные участки этого комплекса, включавшие в себя рощи, поляны, сосновые боры и дубравы, раскинулись на огромной территории в несколько сот гектаров. Общий характер разбивки территории - регулярный, но он оживлен участками, имеющими вид пейзажных садов,— вокруг большого пруда, у холмов и низин по берегам речек Жабинки и Синички. С лесопарком сейчас соседствуют опытные поля, фермы, питомники, оранжереи, комплекс учебных зданий и музеев. 

Вторая половина XIX в. отмечена большими успехами в создании не только ботанических садов, но и различных дендрологических парков, в особенности на Украине. Заложенный в 1830—1840-е годы на Черниговщине Тростянецкий парк к концу 1880-х годов приобрел характер крупного, искусственно созданного лесного заповедника. Еще больше впечатляет парк Веселые Боковеньки, расположенный в засушливых степях юга Украины. Это один из первых опытов целенаправленного преобразования природы, в котором научные методы сочетаются с художественным подходом к формированию ландшафта. Заложенный в 1893 г. под руководством Н.Л. Давыдова и И.В. Станиславского-Падалки, этот зеленый оазис превратился к середине 1910-х годов в большой дендропарк.

В самом конце XIX в. в исследования природы восточных районов страны включился основанный в 1880 г. Сибирский университет в Томеке. Корпуса этого нового высшего учебного заведения, расположенного на высоком берегу р. Томи, окружила университетская роща, здесь был создан первый в Западной Сибири ботанический сад с богатой дендрологической коллекцией, под руководством профессора П.Н. Крылова собран уникальный гербарий. Аллеи, рощи стали излюбленным местом прогулок жителей, но главной задачей ботанического сада с самого начала была культурно-просветительская работа.

К концу XIX в. географический принцип в планировке ботанических садов становится преобладающим. Делаются попытки воспроизводства или имитации подлинных природных ландшафтов: степных, лесных, болотных и т.д. Так, например, в Петербургском ботаническом саду были выделены различные ботанико-географические участки, в которых растения находятся в условиях, приближенных к естественным. При этом старая восточная (примыкающая к Неве) часть сада, распланированная регулярно, была дополнена новой зоной, организованной по типу пейзажного парка. Наряду с научными задачами здесь пришлось решать задачу художественного единства всей территории, состоящей из участков с различным внешним обликом.

В 1912 г. профессором А. Н. Красновым организован один из крупнейших в России Батумский ботанический сад, который сочетал систематический и географический методы расположения растений. Сад интродуцировал субтропические растения в основном из восточно-азиатских стран, демонстрировал свои коллекции в условиях, приближенных к природным. К этому времени многие ботанические сады полностью или частично переходят на более свободные планировочные схемы и более естественную группировку растений. Так устроено, например, большинство экспозиций в Никитском и Сухумском садах. В этом и других русских ботанических садах на первый план выступают не столько задачи коллекционирования и систематизации растений, сколько изучение и показ сложных взаимосвязей между растениями и их группировками со средой обитания.

***

Заканчивая рассмотрение основных исторических этапов развития садового зодчества в России, мы приходим к заключению, что оно отнюдь не означало равномерного и последовательного перехода от одного стиля к другому или полной смены одних типов сада другими. Ввиду огромного различия между садами и парками разных исторических эпох или разных регионов нашей страны трудно назвать какие-то определенные формальные признаки, которые везде и всюду характеризовали бы понятие русского сада. Едва ли здесь уместны и жесткие однозначные противопоставления достижений отечественной культуры в этой области зарубежным странам. Важнее проследить, как возникали и менялись на протяжении нескольких веков ведущие тенденции в строительстве садов и парков, как влияли на них разнообразные местные условия, как периоды поступательного развития сменялись годами поиска совершенно новых направлений, в ходе которого отбирались наиболее ценные и устойчивые решения.

Пути эволюции садово-паркового искусства при всей его специфичности всегда определялись общим ходом отечественной и мировой истории, они были неразрывно связаны с экономическим и культурным развитием России, меняющимися общественными устремлениями и многообразными художественными течениями.

Рассматривая развитие русского садово-паркового искусства, нельзя не заметить постоянного расширения его географических рамок и соответственно появления все новых и новых качеств, обусловленных своеобразием природно-климатических, социальных и иных местных условий в различных регионах страны. 

В XVII в. существовал один ярко выраженный центр, в рамках которого происходили основные эволюционные процессы в искусстве садов,— Москва. В первой половине XVIII в. центр перемещается в новую столицу — Петербург, а развитие садов в Москве приостанавливается. Позже, во второй половине XVIII в., оно здесь возобновляется. Хотя в Петербурге и его окрестностях появляется целый ряд блестящих дворцово-парковых ансамблей, основная масса дворянских усадебных парков вновь строится в Москве и особенно в Подмосковье.

Конец XVIII и начало следующего века отмечены беспрецедентным расширением «географии» русских парков — они создаются не только в столицах и их окрестностях, но и во всех губерниях России. В XIX в., несмотря на упадок дворянской усадьбы, русское паркостроительство продолжает расширять свои территориальные сферы. Особенно большое значение приобретают парковые ансамбли на Украине и в Крыму, начинается освоение Кавказа, Урала, Сибири и других отдаленных районов страны.

Между такими полярно расположенными объектами, как Алупкинский парк и сад в Карабихе под Ярославлем или парк в Гомеле и городской сад в Иркутске, имеются огромные различия. Но в них ощущаются и общие черты, главным образом благодаря наличию общих центров-источников, определявших развитие русского садового искусства в целом, т. е. Москвы и Петербурга. Ни одна страна в мире и тем более в Европе не знает такого разнообразия природных условий; это, конечно, усложняет понятие русского сада или парка, лишает его однозначности, но и наполняет его особенно богатым содержанием.

Мы видим, что через все периоды и невзирая на многие природные и другие местные различия проступают вновь и вновь самобытные черты русских садов, такие, как особые формы сочетания утилитарного и эстетического начал, умение подчинить ансамбль природному окружению, предпочтение свободного, живописного расположения архитектурных сооружений и т. д. Да, конкретные композиционные решения ансамблей бесконечно разнообразны, но в далеких провинциальных усадьбах по-своему преломляются те приемы, которые были найдены в столицах, и если специфика местных условий способствовала развитию «центробежных» тенденций, то такие, например, факторы, как привлечение столичных мастеров к созданию садов в ближних и дальних провинциях, наоборот, имели «центростремительный» эффект.

Садово-парковое искусство во все периоды своего развития было тесно связано с зодчеством, во-первых, благодаря самому непосредственному взаимодействию ландшафтных и архитектурных компонентов садово-паркового ансамбля, во-вторых, из-за переноса господствующих стилевых тенденций из архитектуры и других изобразительных искусств.

Так, например, появление регулярных садов в конце XVII —начале XVIII в. во многом было обусловлено развитием архитектуры и скульптуры эпохи барокко, романтические пейзажные парки испытали на себе воздействие «готической» архитектуры начала XIX в., получившей развитие в этот период.

Но развитие садово-паркового искусства нельзя рассматривать лишь как отражение тех процессов, которые были в архитектуре, дело обстоит много сложнее. Например, в середине XIX в. парки как бы стремятся «освободиться» от архитектурных рамок, преобладает тенденция опереться прежде всего на их специфические «природные» основы, вид паркового ансамбля определяется не столько стилевыми течениями в архитектуре, сколько успехами ботанической науки, возможностями интродукции экзотических растений и т. д.

Заканчивая краткий очерк развития садово-паркового искусства в России, подчеркнем, что намеченные нами этапы этого развития лишь в редких случаях можно четко отождествить с началом или концом какого-либо процесса, тенденции. Тем не менее достаточно явно прослеживаются различия, характеризующие ту или иную «сквозную» тенденцию на сменяющих друг друга этапах. Речь идет не только о каких-то формальных признаках стиля и деталях декоративного убранства сада, не менее важно, что меняются сам смысл этих деталей, их значимость, то идейное содержание, которое в них вкладывается. Здесь важны не только количественные различия (каких-то элементов становится больше или меньше, они подступают к центру парка или оттесняются на периферию и т. д.), но и качественные, изменяющие суть явления.

Интересно, например, проследить, как менялось отношение к утилитарному компоненту ансамбля в разные исторические периоды. Наибольшей внимание ему уделяется в первые десятилетия XIX в., когда хозяйственный сооружений (получают выразительные монументальные формы. Эти постройки не только не скрываются от глаз, а напротив, располагаются таким образом, что становятся необходимой частью художественного замысла всей усадьбы. Они являются в этот период носителями и определенной философской идеи: прекрасным должно быть все, что окружает человека. Конюшни, амбары, псарни, даже скотные дворы — все это теперь предмет творчества архитектора, причем во многих случаях именно служебные здания усадьбы получают более свободную, оригинальную трактовку в отличие от главного дома и флигелей, еще полностью подчиненных канонам классицизма.

Такой подход берет свое начало от парков середины и конца XVIII в., от тех молочен, мельниц, шале, пастушьих хижин, которыми в изобилии насыщались рощи, луга и поляны. Но если тогда это была только игра в «сельскую» жизнь, а буколические постройки являлись лишь украшением пейзажа, данью моде, то теперь это уже необходимая и существенная часть усадебного быта, нашедшая свое художественное выражение.

Бесспорно, пример Версаля и некоторых других европейских парков имел значение для постепенного усиления сельских мотивов в русском паркостроении. Но не менее очевидно и прямое влияние отечественного опыта, скажем, таких рационально организованных провинциальных усадеб конца XVIII в., как Никольское, Митино, Василево, или царской хозяйственной вотчины XVII в. Измайлово. Поэтому то, что утилитарный компонент в более поздний период выходит на первый план парковых ансамблей, представляется закономерным завершением устойчивой тенденции, а не случайным явлением.

Или возьмем такое явление, как «театрализация» парков. Использовать сады как сцену для развлечений, праздничных действий начали еще в XVII в., например в Измайловской царской усадьбе. Эта тенденция проявила себя в полную силу и в первых петербургских садах на берегах Невы и Финского залива и позже в Анненгофе на Яузе. Но именно в конце XVIII в. эта сторона функциональной программы садов и парков стала определяющей. Живые декорации — пространства полян и озерных долин, островки с «древними» руинами, скульптурой служили не только фоном для того или иного представления, но и сами по себе вовлекали подготовленного зрителя в своеобразную игру-сценарий, вызывали в нем размышления сентиментальной, меланхолической или иной окраски. В этот период сформировалась особая игровая культура русской усадьбы, в основе которой лежало стремление удивить гостя, доставить ему особое удовольствие приятными видами природы, украшенной предметами искусства, спектаклем, разыгрываемым крепостными актерами прямо на лесной поляне или речном берегу.

Само понятие «природы», «пейзажа» тоже многократно менялось. Тяготение к естественности характеризует в большей мере как последние десятилетия XVIII в., так и весь XIX в. В парковом ландшафте все это время преобладают рощи, поляны, водоемы свободных очертаний, природа считается образцом для подражания. Но если ранние пейзажные парки «екатерининских» лет призваны были лишь услаждать взор разнообразием и живостью своих видов, представлять экзотику дальних стран Востока, то в парках начала XIX в. стремились пробудить в человеке с помощью картин природы определенные художественные образы, эмоции: светлой грусти, радостного ожидания, любопытства, отрешенности от суеты сует, меланхолического сожаления о днях давно прошедших и т. д. Парк мыслится как некая эмоциональная программа. И это не просто коллекция панорам и вист со строго фиксированных точек обзора, а именно последовательность, непрерывность, «перетекание» картин-пространств. Именно в эти годы стали уделять особое внимание переходным мимолетным состояниям: пейзажная композиция заранее рассчитывалась на ее восприятие утром и в сумерки, на весеннее пробуждение природы и ее осеннее увядание.

Для выявления социальной сущности парков на разных исторических этапах целесообразно отметить, как изменялось отношение к очень важному вопросу: для кого они создавались, в расчете на какого посетителя планировались и обустраивались? Нет сомнений, что на протяжении XVIII в. парки целиком предназначались для удовлетворения запросов частных владельцев и прежде всего, конечно, дворян. Городской или сельский люд если и допускается, то только по праздникам, на определенных условиях и лишь по прихоти владельца. Первые общедоступные сады, появившиеся в начале XIX в. (губернаторские сады в Минске, Баку, сады при курортах в Кисловодске, Гурзуфе и др.), еще во многом следовали приемам планировки частных усадебных садов.

Лишь позже, уже во второй половине XIX в., положение начало меняться. Однако новая общественная роль городских садов и парков отнюдь не сразу сказалась на их внешнем облике. Еще долгое время «форма» парков была значительно консервативнее их социальной сущности, изменившегося функционального содержания. Лишь постепенно такие признаки общественных озелененных территорий, как укрупнение масштаба композиций, их доступность (наличие многих входов), большая пропускная способность дорог, устройства для развлечений и спорта одновременно большого числа людей, закреплялись и становились мало- помалу определяющими. «Истинное художество — заклятый враг всякой полезности — всецело предоставляет такие создания,— писал А. Регель [1896. С. 270],— практическому ремеслу». Следует признать, что Россия в этом отношении отставала от передовых капиталистических стран Европы и Америки.

Для того чтобы понять и оценить своеобразие русского садово-паркового искусства, недостаточно, однако, одних общих характеристик. Необходимо проследить более внимательно и на целом ряде конкретных примеров процесс развития отдельных садов и парков, увидеть, как они складывались и формировались п как в них отразились те общие тенденции, о которых мы говорили выше. Мы и попытаемся это сделать в следующем разделе нашей книги.

Глава «Упадок дворянской усадьбы. Натурализм и эклектика. Становление новых объектов и жанров садово-паркового искусства во второй половине XIX — начале XX в.». Русские сады и парки. Вергунов А.П., Горохов В.А. Издательство «Наука», Москва, 1987