Что же представляет из себя сад при русской усадьбе XV—XVI вв.? Как уже отмечалось, это были почти исключительно плодовые «огороды», даже в придворцовых садах и загородных царских и боярских усадьбах преследовались в основном утилитарные цели. Декоративные цветники появляются позже, уже к исходу XVII в. Зато пчелиные ульи и в особенности рыбные пруды-садки были распространены повсеместно. Для гулянья использовались леса, рощи, луга, которых было достаточно вблизи города и даже в самом городе.

Интересно отметить, что даже в тех текстах Домостроя, которые детально описывают участок при доме («Огород и сад как водити»), практически нет упоминаний о каких-либо украшениях. Сказано лишь, что «посадив или посеев всякие семена и всякое обилие, в пору поливати и укрывати и от мороза всегда беречи... А сад разводити... от древа до древа по три сажени и больше — ино яблони растут велики, обилью и всяким овощам не помешает расти, а как будет густо, от ветья под деревом не растет ништо...» [Домострой, 1910. С. 134].

Усадьба располагалась обычно на возвышенном месте, ее окружал частокол — «тын». В сторону сада дом часто был обращен террасой. Сам «огород» был засажен деревьями, плодовыми кустарниками, между которыми на грядках росли овощи. Иногда здесь же на открытой площадке устраивались крытые слюдой парники, в которых выводили дыни и другие теплолюбивые культуры. Встречались в огородах и цветы, всегда любимые в народе, сирень, калина, боярышник, шиповник. Рядом с липами ставили на лужайке пчелиные улья, ниже, на берегу реки, ручья, озера или копаного пруда, строилась баня. В богатых усадьбах обычно имелось несколько прудов разного назначения — рыбные, для птицы, купальные, для стирки.

Встречались и раскрашенные беседки, качели, резные лавочки-сиделки и столы, но все это было лишь дополнением к хозяйству, утилитарная функция усадьбы была тогда основной. Красивое видели в предметах простого повседневного быта, «красоту» не отделяли от «пользы». Такие необходимые устройства, как погреб, колодец, находились тут же, в саду (интересно, что эта традиция будет много позже поддержана в «романтических» усадьбах конца XVIII в., например в работах Н.А. Львова).

Таким образом, в русском народном садоводстве вплоть до 60-х годов XVII в. еще нет признаков деления усадьбы на хозяйственную и «парадную» части, нет каких-либо специальных декоративных устройств, лишенных утилитарного назначения, наблюдается лишь стремление украсить жилище и все, что его окружает. Косвенным подтверждением такого представления о старых русских садах могут служить их изображения на иконах, рисунки на коврах и т. п.

Разумеется, сады простых обывателей резко отличались своими размерами и убранством от садов в боярских усадьбах и тем более царских. К XIV—XV вв. относятся первые упоминания о великокняжеских, а чаще о монастырских садах в Москве. Один из них находился у Никольских ворот Кремля, другой — у села Кудрина, сады имелись в Троице-Сергиевой Лавре, Донском, Новоспасском и других монастырях. В летописях и грамотах XV в. говорится о древних садах на Воронцовом иоле, о знаменитом Царицыном луге, а позже — о Государевом саде, расположенном на правом берегу Москвы-реки, напротив Кремля, и созданном по приказу Ивана III в 1495 г.

Однако о подъеме садоводства как искусства более уверенно можно говорить начиная со второй половины XVII в.И. Забелин [1873] на основании изучения описей, купчих и других документов начала XVIII в. приводит подробные сведения о кремлевских и других московских садах времен царствования Михаила Федоровича и Алексея Михайловича, когда после долгих лет разорения в период смутного времени в русской столице вновь оживилась строительная деятельность, возрождались старые и закладывались новые сады.

Плодовые сады, иногда довольно крупные, были рассеяны по всей Москве. В Васильевском саду, расположенном в Белом городе у Яузских ворот, насчитывалось «10199 дерев, да в грядах 2837 дерев». В селе Преображенском было три сада, в Воробьеве — два, в селе Коломенском — шесть, в Измайлове — три, в Покровском — три сада. Один из садов находился на правом берегу Москвы-реки, напротив устья Яузы,— это так называемые Набережные садовники, разделенные на 77 дворов. Имелись также сады на Пресне, в селе Котельники и т. д. Много было садов и на разных расстояниях от города, в селах Остров, Коньково, Богородицкое, Ромашково. Кроме Москвы, царскому двору принадлежали сады и в таких городах, как Можайск, Вязьма, Владимир и отдаленный от столицы Брянск.

К сожалению, планов усадеб этого времени почти не сохранилось, да они и редко исполнялись. Иногда об устройстве древней усадьбы можно судить по более поздним планам, составленным, например, в XVIII в., в особенности если усадьба не подвергалась большим переделкам. Воспользуемся этим методом, чтобы представить себе, как выглядела в XVIII в. одна из довольно типичных московских боярских усадеб — Хамовенный двор. Она занимала вытянутый поперек берега Москвы-реки участок неподалеку от Новодевичьего монастыря. На улицу выходил хозяйственный двор с многочисленными мелкими постройками, включая избы крепостных. Далее располагался плодовый сад, представлявший собой несколько обособленных друг от друга прямоугольников, между которыми нашлось место для малого овального пруда — копани и рощи, имевшей также форму прямоугольника. За рощей и небольшой свободной площадкой — жилые хоромы и большой, регулярного очертания пруд, обсаженный деревьями, очевидно декоративными. Ниже, уже за спуском с крутого берега, начинается обширный заливной луг. Усадьба в целом распланирована свободно, хотя в центральном положении дома и размещении прудов уже ощущаются некоторые признаки регулярности.

Один из царских садов XVII в. был заложен на речке Пресне, где в 1633 г. под руководством мастера Петра Фефилова создается система прудов. Обширные рощи здесь существовали и 200 лет спустя, да и сейчас Московский зоопарк напоминает нам об одном из древнейших садов столицы. В 1635 г. по распоряжению царя Михаила Федоровича староста Денис Матвеев, садовники Иван Коверин, Андрей Романов, Кирилл Сергеев, Сергей Иванов закладывают сад в селе Покровское-Рубцево. Через 6 лет этот сад, пользовавшийся особым вниманием царя, обновляется «дохтуром» Вандиминусом Сибилистом. Здесь насаждались новые «заморские» деревья, кустарники, лечебные травы и цветы. Этот сад поддерживали в образцовом порядке вплоть до середины XVIII в.

Особой разновидностью садов были аптекарские огороды, в которых культивировались лечебные травы, такие, как шалфей, цикорий, мята, мак, укрой, иссоп И т. д. Уже в середине XVII в. в Москве было 4 аптекарских огорода: на берегу р. Неглинной между Боровицкими и Троицкими воротами, в Немецкой слободе (Лефортово), у Мясницких (Кировских) ворот и в Китай-городе, за восточной кремлевской стеной. Некоторые из них, помимо лекарственных растений, имели и плодовые деревья. Так, в главном аптекарском огороде на Неглинной, согласно переписи дворцовых садов за 1702 г., имелось 1113 яблонь, 300 вишен, 121 груша, гряды малины, «байбарису», «крыжу».

Нас интересуют особенно те сады, в которых относительно раньше и в большей мере проявились элементы художественного подхода, имелись специальные «увеселительные» устройства. А они, как правило, в этот период находились в Кремле или в непосредственной близости от него.

В XVII в. в Кремле существовало два Набережных сада (Верхний и Нижний) и несколько малых «верховых», т. е. «висячих», прикомнатных садов на крышах и террасах дворца.

Верхний сад располагался на каменных сводах Запасного двора, спускавшихся в подошве Кремлевского холма, и примыкал к внутренним покоям дворцового здания. Участок сада имел форму «покоя» (буквы «П»), длину 62 сажени и ширину 7—8 саженей. «Он был обнесен каменной оградой с частыми окнами, которыя составляли собственно стены здания, где помещался сад. Из окон, украшенных резными, раскрашенными решетками, открывался обширный вид на Замоскворечье. В таком виде этот сад изображен на панораме Москвы, изданной в Голландии при Петре Великом. В саду имелся искусственный водоем, куда вода пода¬валась при помощи специально устроенной машины из Водовзводной башни. Водоем украшали „водяные взводы “ — фонтаны, две узорчатые резные беседки» [Забелин, 1873. С. 299—300].

Если Верхний сад существовал уже в XVI в. и лишь обновлялся в 1640—1670 гг., то Нижний сад, находившийся на склонах холма у Благовещенского собора и Тайницких ворот, по всей вероятности, создавался в годы правления царя Алексея Михайловича, Во всяком случае, известно, что в 1683 г. он вновь перестраивался. Вот список растений, которые были доставлены сюда в апреле 1683 г.: «По росписи за паметью дьяка Семена Комсина велено дать в новый набережный Красный сад из Московских садов: 11 яблоней, 40 кустов смородины красной доброй... 2 фунта анису, гороху грецкого, бобов по фунту, полфунта моркови, фунт семени огуречного... да семян — шалфеи, темьяну, марьяну по полфунта...» [Забелин, 1873. с. 300]. «Садовым строеньем» заведовал в эти годы садовник Степан Мушаков. Находящиеся здесь беседки, ограды и даже стены примыкающих зданий расписывал «преоспективных дел мастер» Петр Энглезис. Известно также, что раньше, в 1620—1630 гг., в строительстве кремлевских садов приняли участие Назар Иванов, Иван Телятевский и другие садовники.

Нижний сад имел более компактный участок (24X16 саженей), чем Верхний, но во многом схожее с ним устройство: плодовые деревья и кустарники, высаженные по регулярной сетке, искусственный водоем «со взводом», который одновременно использовался для содержания рыбы, расписные «палаты», резные ограды-решетки с дугами и балясинами, теплицы и т. п. В бассейнах-прудах набережных садов малолетний Петр плавал на своих первых потешных судах — игрушечных «карбусах». Несколькими годами позже, в начале 90-х годов XVII в., они появятся в селе Преображенском на Яузе и на измайловских прудах.

Верхний и Нижний набережные сады просуществовали до конца XVIII в., когда была предпринята перестройка южной части Кремля. В некоторых публикациях приводятся их изображения, относящиеся к периоду перепланировки. На гравюрах видны деревья, растущие на крыше Запасного дворца, фигурные цветочные партеры, каменные галереи-переходы, ограждающие сады и связывающие их с внутренними помещениями дворца [Шмакова, 1979].

Менее точны имеющиеся сведения о верховых (прикомнатных) кремлевских садах. Известно лишь, что почти каждая группа жилых покоев царского дворца имела собственный садик, располагавшийся на крышах хозяйственных помещений. Например, сад тринадцатилетнего Петра и его матери, Натальи Алексеевны, названный впоследствии Красным, имел размеры 4X10 саженей, покоился на каменных сводах, перекрытых свинцовыми плитами. На них был насыпан слой удобренной земли толщиной «на аршин с четвертью». Сад украшал расписной терем-беседка, затейливые резные ограды, небольшие водоемы, цветники в ящиках-творилах, где произрастали махровые пионы, тюльпаны, лилии, мальвы, гвоздики, рута, фиалки, иссоп и т. д. В шелковых клетках для птиц содержались перепелки, соловьи, канарейки, «заморские» попугаи. Интересно, что и здесь высаживались яблони, груши и ягодные кустарники и даже «цареградские» орехи. Очевидно, что в данном случае сад не мог иметь реального хозяйственного значения, поэтому присутствие плодовых растений имело иной смысл. По всей вероятности, в эти времена сад без «пользы» не мыслился вообще, именно плодовое дерево являлось главным признаком сада. Возможно также, что включение их преследовало и «образовательные» цели. Лестница из сада вела на Потешную площадку, где маленький царь играл со своими товарищами.

Верховые сады были устроены при покоях царя Михаила Федоровича, Федора Алексеевича, у Столовой палаты, алтарей Спасского собора на Бору [Забелин, 1873; Регель, 1896; Рубцов, 1972].

С начала 1690-х годов при верховых садах начали строить «ранжерейные палаты», до тех пор теплолюбивые растения просто укрывались на зиму рогожами.

Разумеется, царские сады Кремля не были рядовыми или типичными явлениями для русского садоводства XVII в. Однако в них проявились некоторые архитектурные традиции русского сада этого времени, такие, как сочетание утилитарного и художественного начал, тесная связь с внутренними помещениями дома, широкое использование дерева в «малых формах» («теремах», оградах и т. п.) и яркая цветовая насыщенность.

Большой интерес для выявления путей развития русского садового искусства представляют две подмосковные государевы вотчины XVI и XVII вв.— Коломенское и Измайлово.

Чтобы представить себе значение именно этих двух усадеб, нужно иметь в виду, что загородные поместья, включая царские, до 60— 70-х годов XVII в. не являлись парадными резиденциями и использовались лишь как место кратковременного пребывания в связи с охотой, хозяйственными делами или как последняя остановка перед дальней дорогой. Ни архитектурные сооружения этих поместий, ни тем более сады еще не имеют устойчивых признаков определенной художественной организации в отличие от кремлей и монастырей, которые несли основные репрезентативные функции. Они замкнуты, надежно изолированы, точнее, защищены от внешнего пространства высокими деревянными стенами. Государев двор представляет собой огороженное пространство, в котором, обычно по периметру, расположены жилые хоромы, конюшни, амбары, погреба и т.п. В самых крупных усадьбах, например в Алексеевской или Люберцах, выделяются обособленные хозяйственные дворы, также имеющие замкнутый контур: конюшенный, скотный, остоженный, житный, винокуренный и т. д. На чертежах усадеб конца XVII в., кроме построек, дорог, речек, показываются также и рощи, пруды, плодовые сады-огороды [Тиц, 1964]. Но все эти элементы мало связаны друг с другом, их взаиморасположение вытекает из хозяйственных потребностей.

На одном из планов Коломенского, относящемся к XVIII в., когда еще был старый дворец, показана почти правильная геометрическая разбивка плодовых садов, которые примыкали с трех сторон к центральной группе сооружений, оставляя сам берег реки открытым. Это Вознесенский (220X180 саженей), Казанский (130Х115 саженей) и Новый (300 саженей в длину) сады. Посадки имеют регулярный характер, это в основном яблони, вишни, сливы, кусты шиповника, малины, крыжовника, смородины. Помимо плодовых деревьев, по краям сада на более крутых участках, ближе к постройкам и на некоторых прямых аллеях росли кедры, дубы и другие деревья. Некоторые из них сохранились до наших дней, достигнув 600-летнего возраста. Можно предположить, что аллеи в плодовых садах, с которых благодаря их расположению на холме прекрасно просматривалось окружение усадьбы, использовались для прогулок. На пересечениях аллей имелись декоративные «островки», почву под деревьями засеивали злаками, на наиболее видных местах были устроены расписные беседки-«чердаки». Самой лучшей видовой точкой было, конечно Царское место устроенное на восточной галерее церкви Вознесения Иваном Грозным. Отсюда открывалась широкая панорама лугов в долине Москвы-реки. Этой же картиной можно было любоваться и с бровки холма, и с дороги вдоль глубокого оврага. В овраге были устроены ключевые пруды. Изумрудная полоса лугов у подножия высокого холма, серпантин дорожек по склонам, голубая излучина реки, цветущие сады — все это составляло великолепную природную оправу для дворца, церквей и башен Коломенского.

Измайловские сады-огороды тоже не были чисто декоративными, а включали в себя плодовые деревья, кустарники, аптекарские травы. Они имели сложный регулярный рисунок, выделяющий их на общем фоне лесного массива и хозяйственных угодий. В них отразились новые характерные для 70—80-х годов XVII в. представления о красоте. Вместе с тем они отражали и древние, исконно сложившиеся традиции. В Измайловском и Просянском садах, Круглом огороде геометрический рисунок плана существовал не сам по себе, он подчеркивал декоративные возможности растений во всем разнообразии их форм, расцветок, запахов. Здесь травы, цветы, кустарники, малые и большие деревья составляли единую композицию, без искусственного размежевания декоративных и плодовых растений.

Русские садовые мастера умели видеть красивое в обыденном. Могли, например, сложить выразительный, насыщенный цветом и движением форм и оттенков живой ковер из одних только злаков — овса, пшеницы, проса, ячменя и т. д. Столь же внимательны они были к декоративным особенностям плодовых деревьев. Цветки, листья, плоды, рисунок коры на стволе, ветвление кроны — все это находило свое место в общей картине сада-огорода, оживляло т>, образовывало каждый раз новый художественный образ. Искусственно созданные регулярные композиции были невелики по размерам, они всегда были видны на естественном фоне. За лабиринтом ягодных кустарников, за квадратами и кругами песчаных дорожек и цветочных грядок в поле зрения была лесная опушка, прозрачная березовая роща, густой массив ельника за прудом, заливной луг и прихотливо извивающаяся по нему речка.

Использование «полезных растений в декоративных регулярных композициях царской вотчины Измайлово едва ли объяснялось хозяйственной необходимостью. Скорее всего, это было неким символом, данью устойчивой народной традиции. Но во многих других «рядовых» усадьбах польза и красота были действительно нераздельны.

Однако то, что в Измайлове впервые появились пусть территориально ограниченные и не Связанные друг с другом, но четко спланированные и художественно организованные «увеселительные» сады, имеет принципиальное значение. Вместе со «зверинцами», «потешными палатами», «комедийными теремами» они свидетельствовали о приближении другой эпохи, когда иные формы общественной жизни потребуют поисков новых путей и в искусстве. Позже мы рассмотрим более подробно процесс становления измайловского ансамбля, а сейчас отметим лишь его значение как определенного поворотного момента в развитии русского садово-паркового искусства, своего рода завершения его древнего «допетровского» периода.

Подъемы и спады искусства создания садов находятся в прямой зависимости от исторических обстоятельств и экономических условий. Так, укрепление централизованного Московского государства в конце XV и XVI в. означало постепенное расширение строительной деятельности, в том числе и в области создания садов. Напротив, разорение русских земель в годы татарского нашествия привело к утере того ценного опыта садоводства, который был накоплен в эпоху Киевской Руси.

Нам ничего не известно о строительстве садов и в период Смутного времени. Зато усиление централизованной власти в последующий период, слияние русских земель в единое целое, укрепление и расширение границ Русского государства в XVII в. сопровождались расцветом городов, ускоренным строительством монастырей и загородных усадеб. Это не могло не сказаться и на судьбах садового искусства. Середина и особенно 60—80-е годы XVII в. были отмечены новыми его достижениями. Именно в это время появляются измайловские садовые «новшества», заново устраиваются красные сады в Кремле.

***

Как уже было сказано, немногое известно о тех садах, которые создавались в XVI—XVII вв., и еще меньше — о садах Древней Руси. Но мы убедились в том, что они были очень разные по своему назначению, внешнему виду, размерам и расположению: от миниатюрных верховых садов на террасах возле царских хором до огромных загородных лесных угодий-зверинцев, предназначенных для соколиной и псовой охоты, от аптекарских огородов и до больших плодовых садов-плантаций. Эти сады появлялись и почти бесследно исчезали, неузнаваемо меняли свой облик в зависимости от обстоятельств времени. Трудно сейчас, когда прошли сотни лет после их расцвета и гибели, судить об их достоинствах, сравнивать, проводить параллели, отмечать начало развития и завершения той или иной тенденции. Необходимы дальнейшие исследования, кропотливый сбор фактов, анализ данных археологических раскопок и т. п.

Но мы в состоянии увидеть те особенности древнерусского садового искусства, которые нашли свое дальнейшее развитие в другие, более близкие к нам эпохи.

Обратим внимание вновь на те первичные типы древних садов, о которых мы упоминали в начале книги. Все они в разной степени, но так или иначе отразились в садах и парках последующих веков.

Разве «одухотворенность» древних культовых садов и урочищ не сродни романтическим пейзажным паркам конца XVIII — начала XIX в.? Обожествление природы, мифы и предания, с которыми связывали в эпоху сентиментализма чуть ли не каждый уголок парка, стремление заселить его скульптурными изображениями — все это представляется продолжением одной и той же «линии», хотя конкретное содержание этих мифов было, конечно, совсем иным, возникало под влиянием новых философских идей, литературных ассоциаций. Да и появление, скажем, на Большом пруду в Царском Селе величественных монументов — памятников победам русского оружия — ведь это тоже своего рода культ, парк становится пантеоном славы целой эпохи.

Или возьмем древние аптекарские огороды. Они, так же как и старые монастырские сады, явились «проводниками» ботанических знаний. Помимо своего прямого назначения, они, по сути дела, стали зародышами тех ботанических садов, которые появились в России 100 лет и более спустя, к исходу XVIII в. Не так важно, что первые «огороды», скажем, те, которые располагались у Московского Кремля, не уцелели, более существенно, что сохранилась преемственность в передаче бесценного опыта. Без этого опыта было бы труднее завести «гошпитальный» сад Петру I, а еще позже, уже во второй половине XVIII в., П.А. Демидову и П.С. Палласу собрать замечательную коллекцию растений в Нескучном саду. Широкое использование иностранного опыта, включение в сады деревьев-экзотов — эти нововведения были подготовлены экспериментами, которые проводились раньше в рощах измайловской царской усадьбы.

Менее очевидно значение для будущего таких типов сада, как древний охотничий зверинец или «верховые» террасы при дворцовых покоях. Но и здесь нетрудно усмотреть определенную преемственность. Планировочная схема леса-зверинца оказалась очень устойчивой, звездообразный рисунок просек позже неоднократно возникает то в одном, то в другом парке, причем в разные исторические эпохи. Это и болотовская Церерина роща в Богородицке, и Большая звезда в Павловске, и веер лучевых аллей в Сокольниках. Что касается верховых садов, то и они не будут забыты, традиция максимального приближения интимного сада-интерьера непосредственно к жилым помещениям найдет свое продолжение, скажем, в петербургском Зимнем дворце или вблизи Агатовых комнат Екатерининского дворца в Царском Селе.

Еще ценнее опыт устройства усадебного сада. Принцип соединения утилитарного и художественного начал, конечно, не исключительное качество именно российских садов. Но в разных регионах нашей страны еще с древних времен в ходе длительного поиска, путем многих проб и ошибок были найдены такие формы их организации, которые в наивысшей степени отвечают конкретным природно-климатическим, экономическим и другим условиям. «Натуральный сад» XVIII в., «экономические сады», получившие развитие в конце прошлого столетия, продолжат и разовьют в новых обстоятельствах те самые приемы, которые сложились еще в допетровскую эпоху русского паркостроения. Тенденция вводить утилитарные элементы в композицию сада и парка оказалась настолько устойчивой, что, как мы ниже убедимся, она практически не исчезает при всех, подчас крутых, поворотах стиля и моды.

Но мы видим и отживающие, уходящие в прошлое черты «допетровских» садов. В большинстве своем они фрагментарны и еще не несут какой-то большой художественной идеи, их связи с архитектурой еще не развиты, в своем устройстве они отражают многие отмирающие формы бытового уклада и т. д. Впереди была новая историческая эпоха и радикальные качественные сдвиги в искусстве паркостроения.

Глава «Русское садовое зодчество до XVIII века». Русские сады и парки. Вергунов А.П., Горохов В.А. Издательство «Наука», Москва, 1987